Но все эти битвы прошли мимо юных Великих князей. Потому что всю войну они провели в Петербурге, так что обо всех маневрах, битвах, победах и поражениях они узнавали постфактум. Поэтому реальная война их, практически, никак не затронула. В войска их не пускали (хотя Николай с Михаилом очень рвались), и ничего помимо того, что уже было сделано, они более не придумали и не сделали. Ну и никаких советов генералам никто так же не давал. Даже Даниил. Да у него никто их и не спрашивал… На волне патриотизма Данилка попытался припомнить хоть что-то, но первая же попытка с динамитом — окончилась полным крахом. Динамит, в принципе, вещество очень простое, потому он и стал первой более-менее широко используемой взрывчаткой. Он состоит всего из двух компонентов — нитроглицерина и кизельгура, а способов его использования в военном деле — масса. Например, фортификационные работы или те же мины… Так вот, кизельгур здесь был, хотя назывался по-другому — кремнистая или «диатомитова» земля. А вот нитроглицерина не было. Вообще. Совсем.
Потом он припомнил, как во время «срочки» на спор замесил мазь Вишневского и собрался осчастливить сим лекарством русских военных медиков. Но тут случилась та же засада, что и с динамитом. Потому что быстро выяснилось, что из трёх её компонентов в настоящий момент известны только два — дёготь и касторовое масло. Причём второе — дорогой зарубежный продукт, поскольку растение, из семян которого оно производится, ост-индского происхождения. А вот где брать ксероформ, да и что вообще это такое — никто не знает. При этом, вполне вероятно, данное вещество уже существовало, вот только пока называлось как-то по-другому. Ну как тот же анилин…
Потерпев фиаско с динамитом и мазью Вишневского Данилка успокоился и остальное время провёл в обычных делах и заботах. Большая мануфактура по производству металлических перьев заработала, хотя поначалу пришлось заниматься вовсе не перьями, снова налаживать производства пулелеек. Те, что сделали до начала войны уже к осени 1812 года частью износились, а частью были потеряны… Но с начала 1813 такие же пулелейки начали делать и оружейные заводы, так что появилась возможность не только вернуться к производству перьев, но и потихоньку начинать расширять ассортимент. Бывший майор припомнил конструкцию плакатных перьев, при помощи которых в покинутом им времени частенько приходилось оформлять наглядную агитацию в казармах и на складах, и через некоторое время пустил в производство несколько подобных образцов. Плюс они начали изготовление самых простых деревянных «держалок», так что круг тех, кто мог себе позволить новомодное «вечное перо» резко расширился. Комплект из простенького штампованного пера и «держалки» стоил всего пять копеек, но, в отличие от гусиного, был заметно удобнее и работал куда дольше. Так что «на круг» использование ручки с металлическим пером выходило дешевле, чем регулярно покупать дюжинами гусиные. Вследствие чего петербургское чиновничество новые перья оценило весьма резво. А за ним подтянулось и провинциальное.
А ещё они с Николаем, наконец-то, потихоньку довели до ума пулю Минье… а, вернее, Петерса, потому как у них получилась конструкция без железного колпачка тыльной части пули. Только не под русский калибр, а под английскую винтовку Бейкера, калибр которой был на ⅕ меньше, чем у егерского штуцера образца 1798 года, с которым они раньше проводили эксперименты. Новая винтовка при выстреле по-прежнему лягалась, но, уже не сбивая с ног, а весьма терпимо. Даже для семнадцатилетних пареньков, которыми к тому моменту стали Данилка и Николай. Тем более, что они к своим семнадцати годам благодаря как регулярным занятиям, так и, похоже, генетике, вымахали в настоящих богатырей. Вследствие чего у них получалось поразить из винтовки с новой пулей ростовую фигуру на дальности в пятьсот и, даже, бывало, что и шестьсот шагов. Причём, не местную «лошадь», а вполне привычную бывшему майору — полтора на полметра. Ну и отсутствие нормального капсюля так же заметно ощущалось… Впрочем, юный Великий князь получившийся результат оценил недостаточно высоко. Получилось — и ладно. Всё одно на войну не успели. Так что винтовку со всей сопутствующей принадлежностью он сбагрил на Даниила…
Николай с Михаилом успокоились только через пять минут. И тут же умчались в свои апартаменты. Собираться. Хотя выезд явно планировался не на сегодня. В этом времени вообще всё делается неторопливо. Уж такие здесь связь, транспорт и традиции… Так что время собраться точно будет. И много. Даже по самым скромным прикидкам — вряд ли меньше недели.
Так оно и оказалось. В путь тронулись после Святок. Большой компанией. Кроме Матвея Ивановича и роты измайловцев с эскадроном кавалергардов, которые составляли конвой Великих князей, с ними в путь тронулись «кавалеры к воспитанию», которых назначили к братьям… похоже потому, что авторитет главного воспитателя — Ламздорфа, в глазах братьев уже стал ниже плинтуса[3]. Это были статский советник Саврасов и генералы Алединский и Арсентьев. Кроме них в свиту вошли так же один из самых любимых преподавателей братьев — военный инженер полковник Джанотти и доктор Рюль. Так что компания получилась большая и весьма представительная.
До Берлина добрались довольно быстро — уже через две с небольшим недели они въехали в столицу Пруссии. Этот город был примечателен тем, что здесь Николай должен был познакомиться со своей невестой — дочерью прусского короля Фридриха Вильгельма III принцессой Шарлоттой.
В Берлине они пробыли почти неделю. Николай был очарован своей юной, шестнадцатилетней невестой. По возвращении с приёма, на котором и произошло знакомство, он взволнованно рассказывал Даниилу:
— Данька — ты не представляешь! Она такая, такая… вся тоненькая, воздушная… а какая умная! Мы с ней беседовали об английских поэтах, а ещё о теориях господина Адама Смита… И она во всём этом разбирается!
«М-дам… какие у девушки разносторонние увлечения», — подумал про себя бывший трубочист. Но благоразумно удержал своё мнение при себе. Влюблённые юноши такие… юноши!
Впрочем, ему на путешествие было грех жаловаться. Нет, он ни в кого не влюбился, зато похоть потешил изрядно.
Второй раз девственность он потерял полтора года назад — с той самой кухаркой, которая бывшая судомойка. Причём, для неё это оказалась куда более впечатляющим опытом, чем для него. Нет, она давно на него поглядывала — потому как он вырос весьма симпатичным пареньком. Но кроме того чтобы «потешить естество» она, похоже, планировала ещё и привязать к себе робкого… ну или бойкого девственника, забравшегося в такие служилые выси, что и подумать боязно. Эвон — с Великими князьями запросто общается. И оне это терпят! Но всё получилось по-другому… Данилка, поймав целую серию «посылов» от ставшей весьма ядрёной девахи, подумал и решил, что пора. Да и на мозги гормоны к тому моменту давили уж очень сильно… После чего оприходовал мужнюю жену и мать троих детей… которой в том году исполнилось девятнадцать лет, со всем пылом юности и мастерством долгого семейного опыта. Отчего предмет его стараний испытала столь много удовольствия, что охрипла от ора. А под конец, даже, не выдержала и потеряла сознание. После чего, очнувшись, долго лежала, вцепившись в него руками и ногами и навалившись своей немаленькой грудью, бормоча нечто бессвязное:
— Ой, хорошо-то как, миленький… ой сладко-о-о… ох, как ты меня славно отодрал — ажно рученьки дрожат и ноженьки отымаются… ой, как жеж я теперь с мужем-то буду… ох, бяда-то кака…- и всё такое прочее. Короче, из этого бормотания выяснилось, что он уже давно, по мнению женской части дворни, вырос в «настоящего красавчика». И многие девки на него поглядывали… О чём он, в принципе, догадывался. Уж больно прозрачные намёки ему кидали. Причём, не только дворовые девки… Но он решил поберечься от втягивания во всякие женские интриги, для чего и «поддался» своему старому и уже не раз проверенному «кадру». Тем более, что никаких «эстетических» противоречий она у него не вызвала. За прошедшее время она успела «налиться и округлиться», и рождение троих детей, один из которых к тому моменту уже умер, пока никак на её фигуре не отразилось. Как и смерть одного из этих трёх. В отличие от будущих времён здесь это было вполне себе привычным делом. Дети умирали у всех. Что тут говорить — у самой «государыни» к настоящему моменту из десяти детей живо было только семеро.
