Когда я выжал из головы пленника всё более-менее полезное, встал вопрос — что с ним делать дальше. Пока Инспектор находится у меня в плену, имелась прямая возможность управлять им через огненную клятву. Косвенная возможность прижать его шантажом тоже не лишняя, жить этот товарищ очень хотел. Выяснив, что недолгое пребывание в плену никак не скажется на его репутации в дружине Сома, так как на плановое дежурство заступать ему только к сегодняшнему вечеру, решил его пока отпустить. Даже личные амулеты вернул кроме амулета невидимости, так как они оказались оружием и предметами, выдаваемым дружинникам под строгий отчёт. Амулет невидимости принадлежал Борцам со Скверной и стал законным трофеем. Поняв, что его не собираются прямо сейчас убивать, пленный маг явно успокоился и даже не смотрел на меня со страхом вперемешку с плохо скрываемым презрением. Знал, что его свобода весьма условна, и при любой возможности у меня есть действенная возможность его достать, куда бы он ни делся. Но и за эту видимость свободы потребовал с него немедленно информировать меня обо всём, что, так или иначе, может представлять опасность для меня и моих людей, что было теперь и в его личных интересах. Камиш сильно удивился наличию у меня своего амулета дальней связи, причём, полностью активированного. Так что в моей 'телефонной записной книжке' появился первый абонент. Обменявшись образами вызова и поверив связь через амулеты, которые действовали даже под частично давящей магию защитой особняка, вывел мага за ворота, заодно повыдергав установленные там ловушки.
Прежде чем заняться вторым пленником, сходил на кухню немного подкрепиться, где застал всю компанию молодёжи и целителя Осуса. Тот уже привёл здоровье и внешний вид пострадавших в норму и долго ругался на тех, кто прежде лечил Амикусу повреждённую руку. Что-то они там делали неправильно, отчего эффект от их лечения был обратный. Поведав о своих ближайших планах и назначив дежурных по территории из присутствующей молодёжи, выдал им из сегодняшних трофеев пару неавторизованных боевых амулетов, вернулся в подвал. Пока есть время до встречи с лидерами искательских кланов, нужно закончить вчерашние дела.
А толстяк собирался преподнести мне сюрприз. Едва открыл дверь его камеры, как в меня полетела какая-то небольшая стрела силы, и вымерз окружающий воздух. Если бы не малый объём тепла в камере, его магия могла бы принести какой-то вред… стенам, я же успел увернуться, так как ожидал чего-то подобного. Вот против моего аргумента в виде резкого удара ногой в голову маг-прыгун ничего не смог противопоставить, и когда вернулся в сознание, нашел себя крепко привязанным на допросном кресле и прикрытым сетью. Короче, колдовать он теперь тоже не мог, только смотреть и говорить. В его взгляде, которым он смотрел на меня, не было страха. Презрения, ненависти или чего-либо подобного тоже не замечалось. Там присутствовало разве лёгкое чувство досады, оттого, что у него не получилось задуманное. К откровенному разговору, естественно, тоже никаких позывов. Крепкий орешек, так просто его не раскусить, не уверен, что и амулет палача поможет, к нему ведь навыки применения нужны, а их пока нет. Пугать бесполезно, разве только чем-то заинтересовать, помимо сохранения жизни. Тут видна настоящая идейность — фанатизм более высокого порядка. Это не слепая вера, как у молодого Талика, а твёрдая решимость умудренного годами мужа. Для него главное — то дело, чему он посвятил свою жизнь. Не зная с чего начинать разговор, решил немного подумать вместе с пленником. То есть я говорю, а он пусть думает.
— Вот интересно, Инспектор, — упоминание должности вызвало отклик повышенного внимания в мою сторону, — для кого ж ты меня извести хотел? Какой-либо Скверны в моём лице совсем не видишь, да и Борец из тебя совсем не тот, как некоторые тут недавно приходили. Ни тебе ревностного почитания Истинного, ни проклятий в мой адрес. И работаешь явно против тех, кто засел при Храме на Чёрном Перевале. Не сотрудничаешь с ними, но пользуешься для своих дел их ресурсами, агентов под себя подминаешь, не считаясь с возможными потерями наработанного годами. Нехорошо.
— Тебе никогда не понять! — всё же подал голос в ответ тот, и снова замолчал, глядя на меня совершенно равнодушным взглядом.
— Только не стоит считать себя умнее других, — скептически заметил я, устраиваясь удобнее на стуле перед ним. — Вашу подлую борьбу внутри своей организации видно даже из Смертных Земель! — ведь ничем иным его деятельность и быть не могла, наконец, дошло до меня некоторое понимание сложившейся ситуации.
Вот тут Инспектора явно прихватило за что-то живое. По налившемуся кровью лицу виделась нешуточная внутренняя борьба между сильным желанием высказать мне всё, что он обо мне и моих умственных способностях думает, и чем-то ещё, мешающим ему говорить. Даже внутри головы у меня сильно зачесалось, не иначе даже в таком состоянии какое-то колдовство применить пытается, только вот энергии для него не хватает. Пожал плечами по поводу его нелепых попыток борьбы со мной и с самим собой, продолжив резать правду-матку, как её сам понимал:
— Ты и дальше можешь надуваться от спеси, пока не лопнешь, только это приведёт к гарантированному проигрышу твоей партии и тех людей, что стоят за тобой. Но ты можешь попробовать договориться со мной, и тогда у вас появится какой-то шанс. Только не предлагай мне немедленно убиться головой об стену, знаю, найдутся и более устраивающие меня варианты.
— Воткни себе кинжал в глаз, если стена так не нравится, — высказал 'дельное' предложение пленник, — сделай для себя хорошее дело, так только меньше будешь мучиться. Ты всё равно обречён и выбора у тебя нет.
— Все мы когда-то обязательно умрём…, - философски заметил я, разводя руки в стороны, — но до того времени предпочту, как ты говоришь — 'помучится'. Может это мне нравится?
— Ты даже не представляешь, на что себя обрекаешь, — попытался напугать меня Инспектор. — Лучше просто и быстро умереть, чем познать медленное и мучительное развоплощение личности через боль, когда до самого последнего момента будешь понимать, что с тобой делают. Медленно день за днём будешь видеть, как безвозвратно выпивают по капле твою память, как разрывают на мелкие куски и пожирают твою сущность. Оставшуюся почти пустую оболочку, наполнят зверским духом и будут показывать людям в столичном зверинце. Но и тогда специально сохранённая часть твоей сущности будет продолжать неимоверно страдать, не в силах что-либо изменить. И своим жалким существованием ты только сильно укрепишь тех, кому давно пора отправиться в бездну.
