— Низкая культура пития, — заключил Женя. — Ничего, это поначалу. Третья легче пойдет.
Пасечник перестал тренькать, насторожился.
— Ходят, пчел пугают, — обронил он.
— Началось… — закатил глаза Алексей.
— Тихо ты, — поднял руку Женя. — Кажись, и впрямь кто-то идет. — Он встал и крикнул в темноту: — А ну стой! Стрелять буду!
Сквозь хмельной шум в голове я только теперь услышал, как со стороны цистерны приближается хлюпанье. Повернулся и постарался рассмотреть хоть что-нибудь.
Хлюпанье стихло.
— Здравствуйте, — донеслось снизу.
— А, это ты, — расслабился Женя, возвращаясь на матрас.
Я снова попробовал разглядеть, кто там пришлепал, но на фоне матовой пленки воды угадывался лишь худосочный силуэт.
— Как у вас дела? — спросил он.
— Залезай, отец, — пропустив вопрос мимо ушей, позвал Женя.
— Я не полезу, — ровным тоном сказали из-за борта платформы. — Не могли бы вы одолжить немного спирта?
— Иди и сам налей, — злобно посоветовал Алексей. — Что, руки оторвало и крантик отвинтить не можешь?
— Хорошо, — сказал силуэт, не двигаясь с места.
Осмелев, я взял спиртовку и, рискуя сверзиться в воду, перегнулся через бортик. Ночной визитер не шелохнулся, и мне, наконец, удалось его рассмотреть.
Высокий, худощавый, в обшарпанном пальто и обернутом вокруг шеи шарфе. С хвостом черных засаленных волос. Глаз не различить за бликующими линзами очков, на лице вежливая улыбка. В руке — эмалированное ведро.
— Здравствуйте, — сказал визитер, не переставая улыбаться.
— Здравствуйте, — в тон ему ответил я.
— Вы здесь новенький, — безошибочно определил он. — Моя фамилия Серебрянский. Я организовал студенческую ячейку. Мы проводим перепись выживших и хотим начать восстанавливать документы, удостоверяющие личность. Не хотите присоединиться?
— Не хочу, — искренне признался я.
— Зря…
— Пошел на хрен со своими документами! — Вопль Пасечника взорвал ночь, заставив меня вздрогнуть. Лампа мотнулась в руке и едва не полетела в воду. — Ща встану и в рог дам!
Студент Серебрянский развернулся и молча ухлюпал в темноту, громыхая пустым ведром. У меня так и отпечатался в памяти его образ: вежливая улыбка, равнодушный басок, дурацкий шарф, пальто не по сезону и бликующие очки, скрывающие взгляд.
Я вернулся к мангалу, поставил спиртовку на стол. Спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Кто он?
— Студент местный, — отозвался Женя.
— Задрал со своими документами, — все еще кипятясь, сказал Пасечник. Взял термос и отпил прямо из него, будто там был компот, а не горлодерка. У меня аж скулы свело от такого зрелища. Пасечник вытер губы рукавом и резюмировал: — Вот кого надо в дурку-то упаковывать.
— Тут общага недалеко, — объяснил Женя. — Этот… Здравствуйте… набрал там команду из юристов юных или бухгалтеров, фиг знает, я в них не разбираюсь, и решил, что надо сделать учет населения. И документы новые всем наштамповать.
— Это же… — Я поискал слово, чувствуя, как язык перестает слушаться, а мысли скачут веселой чехардой. Хмель все уверенней заволакивал сознание. — Это же ведь неплохо. В сущности.
— Понимаешь ли, в чем дело, — включил свой менторский тон Алексей, и ко мне мгновенно вернулось желание двинуть ему в челюсть, — с одной стороны, вроде бы неплохо. Хоть какая-то упочаред… — Алексей насупился, поджал губы и со второй попытки выговорил: — Упорядоченность. А с другой — это, фактически, новое гнездо бюрократии.
— Он первым приперся, когда мы у цистерны обосновались, — сказал Женя, доставая из-за матраса второй термос, точную копию первого. Я сначала даже решил, что в глазах двоится. — Сразу предложил товарооборот наладить. Мы ему спирт и всякое полезное барахло, что из супермаркета натаскали, а эта их ячейка взамен — рыболовные снасти, прибамбасы всякие вроде спиртовок, гитару вон этому приволокли…
— Погоди-и-и… — перебил Пасечник, но опять не нашелся, как продолжить и, посопев, добил остатки из первого термоса.
Я зажмурился и тоже выпил. В руку опять ткнулся холодный огурец, и я с удовольствием захрустел. Легкий шум в голове сменился протяжным низким звоном, словно где-то далеко ударили в колокол, а тысячи усилителей разнесли звук по всей округе.
— О, комендантский час, — отметил Женя.
— А я думал, это у меня в б-башке… комендантский час, — сказал я.
Сравнение показалось ужасно смешным, и я расхохотался над собственными словами. Загыгыкал и Пасечник.
Алексей покачал головой. Женя тоже не поддержал шутку, подчеркнуто серьезно разъяснил, хотя никто его не просил об этом:
— Это в Донском. Там какая-то банда окопалась. Говорят, монастырь в настоящую крепость превратили. Посреди ночи в колокол бьют, а потом — утром. Комендантский час. Всех, кто сквозь стену идет — в расход.
Мне все еще было смешно про комендантский час в башке, но в сознание уже плавно въезжала новая мысль, вытесняя остальные. Я перестал хихикать и сел ровно. Сфокусировался на пунцовой роже Жени. Уточнил:
— Скв-возь к-какую стену? Монастырскую?
— Какую монастырскую, — опешил он. — Стена света там. Ты чего, не знаешь?
Несколько секунд я соображал, чувствуя, как остатки мимолетного восторга растворяются в ночи, а на их место пытается вползти тягучий, животный ужас.
— Не знаю, — наконец выдавил я.
Перед глазами закружились обрывки странного видения, которое проступило через пелену дождя позапрошлым вечером, когда я прогнал Ольгу с девчонкой от слетевшего с тормозов Бориса. Золотистое свечение, стеной уходящее в самое небо. Неясные силуэты людей по ту сторону… Откуда я мог это знать?
— Во дает, — хмыкнул Алексей и удостоил меня взглядом. — Ты где очнулся-то, клоун?
— Сам клоун, — вяло огрызнулся я. — У Внуково я очнулся.
Алексей присвистнул. Кажется, мне удалось его удивить.
— Некисло. А как тебя сюда-то занесло? — поинтересовался он.
— Ветром попутным, — грубо ответил я. — Про стену лучше расскажи.
— Понимаешь ли, в чем дело… — начал Алексей, но я предупреждающе вскинул руку. Он воззрился на меня и уточнил: — Чего?
— Одному мне хочется стукнуть его за эту фразу? — спросил я, напряженно сопя.
— Не-а, — мотнул головой Пасечник. — Мне тоже. И давно.
Женя лишь неопределенно пожал плечами. Алексей непонимающе оглядел нас и поджал губы. После секундного размышления спросил:
— Так мне рассказывать или нет?
— Рассказывай, — сказал я, чувствуя, как вспышка необоснованной агрессии проходит.
Алексей осуждающе поглядел на меня косящими от пьянки глазами.
