Тангейзер повернулся к нему.
— Помнится, Хорригор говорил, что здесь обитают отражения всех тех, кто когда-либо жил на свете. Я так понимаю, отражение — штука нематериальная.
— Это смотря что понимать под определением «материя», — подал голос танк. — И не забывай, господствующая парадигма не принимает в расчет магию. А судя по тому, что говорят и что умеют делать два наших выходца из прошлого, магия играет немалую роль в различных процессах. И может быть, во многих случаях — основную. Вы и сами имели возможность убедиться в том, что получается проделывать с помощью магии. В частности, и здесь, в Авалоне. Я имею в виду освобождение Хорригора.
— И все равно, будь готов, Беня, — повторил Тапгейзер. — Теории всякие — это одно, а на практике может и по-другому повернуться.
Дарий уже дошел до котловины, постоял на ее краю и начал спускаться по тусклому покрытию. Судя по тому, как он передвигался, оно не было скользким. Мужчина и женщина продолжали стоять неподвижно, глядя на него. Их лица были хорошо видны на экране — спокойные, даже какие-то умиротворенные лица, вовсе непохожие на маски. Обычные лица живых людей. Когда до этой пары осталось не более десятка метров, командир супертанка замедлил шаги. Вновь шагнул вперед… Еще… Остановился в метре от мужчины и женщины. Или от того, что приняло форму мужчины и женщины. Видеокамера воздушного разведчика показывала, что губы его шевелятся, но слов не было слышно. Те, кого Дарий назвал своими родителями, смотрели на него, и лица их оставались такими же умиротворенными. Дарий продолжал говорить, временами делая перерывы, и тогда создавалось впечатление, что он внимательно слушает. Но не наблюдалось никаких признаков того, что это не его монолог, а беседа. Губы мужчины и женщины по-прежнему были сомкнуты.
— Может, послушаем, хоть чуть-чуть? — не выдержал Тангейзер.
— У меня приказ, — отрезал Спиноза.
Майор полиции с укором взглянул на танкиста:
— Если господин Силва посчитает нужным, то все нам расскажет. Если нет, значит — нет.
— Да я за него беспокоюсь, — начал оправдываться Тангейзер. — Ему же никто не отвечает, а он все говорит и говорит. Может, заскок какой-то? Или облучение?
— А ты вспомни начало общения с барбовером, на Пятой Точке, — сказал Спиноза. — Как это выглядело со стороны?
— Верно… — пробормотал постлейтенант. — Он с нами мысленно разговаривал. Значит, и здесь так же?
В башне вновь наступила тишина. Тангейзер и Шерлок продолжали смотреть на экран. А тот показывал все ту же картинку. Вдруг Дарий подошел вплотную к мужчине и женщине и обнял сначала отца, а потом мать. И они по очереди обняли его. Танкист, не разворачиваясь, сделал шаг назад и медленно кивнул. И тут же фигуры его родителей начали погружаться в серое дно котловины. И отец, и мать подняли руки в прощальном жесте — и исчезли. Командир танка еще немного постоял, опустив голову, а потом развернулся и побрел к склону.
Через несколько минут он вошел в башню. Лицо его было бледным, и Тангейзер с Шерлоком поняли, что сейчас его лучше ни о чем не расспрашивать.
— Парни, я пойду, полежу, — опустошенно сказал Дарий. — Бенедикт, двигай прежним курсом. Тан, контролируй.
И, ссутулившись, ушел в бокс.
Следователь с постлейтенантом молча переглянулись, а танк тронулся в дальнейший путь.
Но не прошло и десяти минут, как Дарий вновь появился в башне.
— Не лежится, — произнес он и сел в свое кресло, которое поспешно освободил Тумберг. С силой потер руками щеки, обвел взглядом спутников и едва заметно усмехнулся. Усмешка была невеселой. — Ждете, когда расскажу? — Дарий помолчал, но ни Тангейзер, ни Шерлок не произнесли ни слова. — Значит, так, парни. Не знаю, как растолковать… В общем, это, конечно, не то, что похоронили после взрыва… Не воскресшие мертвые тела… Хотя от тех, кто тогда погиб на заводе, мало что осталось… А погибли девять человек. Так вот, это не воскресшие тела, а как бы образы… Но все-таки — именно моя мама и мой отец. Как бы вам разъяснить?… Понимаете, я здесь, в Авалоне, думал о них… И в прошлый раз, и теперь… — Силва говорил медленно, словно с трудом подбирал слова, и неотрывно смотрел на собственные колени. — Вот они и… Это именно они, понимаете? Я их спрашивал о разных вещах… Ну, обо всяких событиях нашей жизни, когда я был вдвоем с отцом или с мамой, или мы только втроем были — никого постороннего!. Например, как мы с отцом на рыбалку ходили, и по дороге я в лужу упал. Маленький был, поскользнулся… Или как я в ванной потоп устроил… И разное другое… И они все помнят! Но вернуться не могут… То есть не то что не могут, а просто… они даже не поняли моего вопроса… — Дарий вздохнул. — А что здесь делают, не смогли объяснить… Или я не сумел их понять… Если зеркало поместить в пустоту, оно ничего не отражает, но если посмотреть в него, можно увидеть прошлые отражения… Как-то так было сказано… — Командир танка приподнял голову и уперся взглядом в приборную панель. — Они мне и еще кое-что говорили, но повторять вам не буду. Это — личное, понимаете? Только меня касается… Я ничего не выдумываю, парни, и это происходило не в моей голове, а наяву… Абсолютно уверен, — последнюю фразу Дарий произнес твердо и словно поставил точку.
Некоторое время все пребывали в молчании. Котловина уже исчезла с экрана, там проплывало озеро в форме полумесяца. Тангейзер сидел с видом человека, который пытается решить сложнейшую задачу. Тумберг, прищурившись, теребил усики.
— Я уже говорил о материализовавшихся мыслеобразах… — начал Спиноза, и вновь Дарий не дал ему закончить.
— Засунь эти мыслеобразы себе в… дуло, Бенедикт, — процедил он. — Мои родители — не мыслеобразы, понял?! Да, это не воскресшие тела, но воскресшая… не знаю… суть, что ли. Содержание. Причем не то, что было, когда они… погибли, а постоянно пополняющееся!
— Это они так сказали? — осторожно задал вопрос Тумберг, оставив в покое свои усики.
— Нет, я сам сообразил, — ответил Дарий. — Они… все те, кто теперь здесь, в Авалоне, общаются между собой… Каждый каким-то образом слышит каждого… Я их спросил об этом корабле, двадцать седьмом… И они назвали мне несколько имен.
— Вот как? — встрепенулся Тумберг, и глаза его заблестели. Такой блеск появлялся у следователя всякий раз, когда он обнаруживал новую ниточку в каком-либо деле. — И что это за имена?
Дарий поднял голову к потолку:
— Проверяй, Бенедикт. Кариф… Тенгили… Расул… Святослав… Это те, которые я точно запомнил.
— Да, есть такие в списке экипажа, — почти без заминки подтвердил Спиноза. — Кариф Иолло, техник. Тенгили Сорка, исследователь. Расул Черчесов, исследователь. Святослав Прохоров, техник.
