преданность службы безопасности лично тебе и деду!
Я кивнул. Я лично всем безопасникам и бойцам ставил ментальную установку на преданность. Да что там бойцам, даже сторожам на воротах в центральном офисе! Тяжелый был труд, но как оказалось, очень полезный.
Отец загнул вторым указательный палец.
— Это я — живой невредимый и очень опасный!
Отец загнул сразу безымянный палец и мизинец, оставляя нетронутым средний.
— И личная преданность нашей семье Маргариты Николаевны.
Он показал кому-то на небе эту композицию из пальцев.
— За пару недель до покушения на Петра они очень осторожно начали обрабатывать Маргариту на предмет более близкого сотрудничества с их дружной сворой. Но, наткнувшись на стену непонимания, очень мягко и технично отступили, этим самым подписав Марго смертный приговор.
Она своим обостренным чутьем почувствовала неладное и стала вести себя очень осторожно, что в конечном итоге и спасло ей жизнь.
Отец ухмыльнулся и продолжил:
— Зачищать для себя площадку они начали еще задолго до этих событий. Помнишь, кто скоропостижно скончался полгода назад?
— Наталья Степановна, — сказал я.
— Да, она могла запросто просчитать все действия этой шайки-лейки и доложить обо всём тебе. Поэтому ей сделали укол и вызвали сильнейший сердечный приступ. Кто делал укол, догадываешься?
— Муж?
— Точно! Мой «верный» товарищ и ближайший помощник по старой работе, Иван Иванович! Он собственноручно убил Наташу во сне, просто сделав ей укол в ухо! Ты представляешь? Ради денег и обещанного директорства в нашей компании он убил Наташу — мать своих детей!
Лицо отца затвердело.
— Я пристрелил эту мразь собственноручно безо всякого сожаления. Следующими у них на очереди были Марго и Петр.
Отец подошел к столику, взял бокал с остатками коньяка и опять вернулся к перилам.
— С Петей почти получилось, а с Марго они не успели — утром прилетел дед, а вечером я подтянулся. И всё завертелось! Я тихо работал со стороны, меня никто, кроме Марго и деда, не видел, я нигде не светился. Поверь, в этот раз я был осторожен, как никогда. Два раза подключали ребят из наших подразделений, о потерях ты уже знаешь…
— А какую услугу они оказали? И кому?
— В кабинете твоей каюты на столе стоит сумка. Ознакомься с ее содержимым, и тебе всё станет ясно. Но чтобы тебя сильно не томить, скажу тебе — нас всех продали, как цыплят на рынке! Куда? На Запад, конечно! Точнее даже не на сам Запад, а своему куратору, покровителю и идейному вдохновителю. Этому жирному борову со свинячьими глазками! А уж он-то и пытался выторговать себе безбедное светлое будущее на Западе. Хотелось ему дожить свою никчемную жизнь в богатстве, сытости и спокойствии на одном из собственных островов на том полушарии. За наш счет, разумеется.
Отец криво ухмыльнулся.
— Были у него планы продать нас одной самой могущественной на сегодняшний день разведке мира. Всё продумал, скотина всё просчитал. В уме и способностях в организации таких дел этой мрази, конечно же, не откажешь.
Отец показал пальцем в сторону моей каюты.
— Там три досье очень подробных и точных. На тебя, на меня и на деда. Я могу сказать, что процентов семьдесят там правда, а тридцать — домыслы. Но домыслы правильные, чувствуется хорошая аналитическая школа. Там даже наши с тобой афганские и чеченские похождения есть. Конечно, в виде аналитических выводов, но всё довольно правдоподобно. ЦРУ это заинтересовало настолько сильно, что этого хватило бы, чтобы провести на территории чужой страны даже такой, как наша, силовой захват двух непонятных и очень загадочных людей. Еще бы! Три существа, давно живущие на нашей планете, с непонятно какой целью. Да-да, именно так! Наше инопланетное происхождение проходит красной нитью через все аналитические записки. Мое досье заканчивается на моей смерти, а ваше с дедом далеко еще не закончено. Смерть Петра и Марго должна была дать толчок к действиям с нашей стороны, и они ждали этот толчок, готовились к нему, расставили ловушки, где только было можно, ну и дождались на свою голову. Очень сильно они недооценили нас, очень! К тебе сюда не сунулись сами, потому что замешкались с Марго. Поручили это дело московским бандюганам, но те решили не брать вас живьем, а просто и без заморочек замочить.
Придурки! Про того московского гостя, о котором ты нам рассказывал, мы всё разузнали. Его потом сами заказчики на фарш пустили за эту самодеятельность. Затем они растерялись, и было упущено драгоценное время, а потом стало совсем уже поздно. Мы смешали им все карты, внесли сумятицу в их планы, они не могли понять, куда так стремительно пропадают их люди, а главное — кто это делает! У тебя, у Марго и у деда стопроцентное алиби, а окружение наших недоброжелателей уменьшалось так стремительно, что они просто не успевали перегруппировать свои силы, которые таяли у них прямо на глазах. Западные кураторы тоже в недоумении — где обещанные документы и где инопланетяне, в конце концов! Да и наш толстячок стал избегать встреч с ними по нашей «просьбе».
Жирдяй, нужно отдать ему должное, работал с ЦРУшниками очень осторожно, без имен и фамилий, вбрасывая очень дозированную информацию для тех сотрудников ЦРУ, которые выходили с ним на связь. Он далеко не дурак этот жирдяй! Давал им ту информацию, по которой невозможно было вычислить личность человека. Понимал сволочь, что обойти могут на повороте, и для нас это сейчас очень хорошо! Это дает нам какую-то отсрочку по времени и возможность закончить задуманное. А там дальше видно будет…
— А кто этот Жирдяй, или, как ты его называешь?
— О-о-о… Это некто господин Вернич Аркадий Семёныч! Слышал о таком?
Я кивнул. Фамилия была на слуху, часто мелькала по радио и телевидению.
— Целый член правительства, один из приближенных к самой верхушке власти нами заинтересовался, — отец усмехнулся и обронил, — на свою голову. Выходит так, что это он пять лет собирал на нас информацию, используя свои рычаги на силовиков. Помнишь ту наружку, что следила за нами несколько лет назад?
Я утвердительно кивнул.
— Так вот, те материалы волшебным образом тоже оказались у него. А мы-то думали, что всё уничтожили тогда! Выходит, их дублировали сразу, даже кураторы об этом не знали. Ну да ладно, теперь все досье целиком у нас. Жирдяй клянется под гипнозом, что теперь они в одном единственном экземпляре.
— То, что решили его казнить я, конечно, одобряю, сам так поступил недавно, но хотелось бы узнать, как это произойдет?
Отец кивнул.
— Через неделю сам всё увидишь. Вся
