след. Кувыркнулась – и вдруг исчезла, словно ее и не было никогда.
Дружинники застыли в нерешительности. Фыф – тоже. Твари не было видно… но в то же время она была здесь. В голове шама словно пульсирующие комки запредельной ненависти бились ее мыслеобразы:
«Убить… убить… теперь убить всех… мясо… кровь… чтобы восстановиться… много мяса и крови…»
– Наверху! – заорал Фыф. – Она наверху!!! На потолке! Все в стороны!!!
Дружинники и Настя поняли сразу – и отпрыгнули к стенам. А вот здоровенный хомо замешкался. В руке он вместо меча держал длинную плеть, на которую наступил в суматохе и выронил. Нагнуться и поднять странное оружие – мгновение! Но иногда мгновение – это очень много…
Невидимая тварь падала сверху, нацелив нижние конечности, словно копья, в спину хомо. Фыф прям увидел ее глазами две точки под лопатками здоровяка, куда должны были войти зазубренные костяные лезвия. И ощутил во рту вкус чужой слюны, почувствовал, как это прекрасно – вонзить зубы в живую, трепещущую плоть, хлебнуть горячей крови и ощутить, как, получив необходимое, тело начнет стремительно восстанавливать утраченные клетки…
Что можно сделать за четверть мгновения, даже если ты в качестве наблюдателя находишься в мозгу двух существ, жертвы и охотника? Да ничего. Разве что ощутить, как это, когда твои сердце и легкие пронзают костяные мечи. Или есть еще вариант – показать жертве то, что падает на нее сверху, невидимое обычным взглядом. Сомнительная помощь. Но когда более ничем не можешь посодействовать, что еще остается для очистки совести, чтоб потом самому себе сказать: «Ну вот, я сделал всё, что мог. Вернее, то, что пришло в голову…»
Фыф был на тысячу процентов уверен, что делает глупость. Все равно что снять мешок с головы приговоренного к казни – мол, не фиг тебе быть в неведении, на, рассматривай в деталях, как тебе сейчас башку срубят.
Но свершилось невероятное…
Не разгибаясь, здоровенный хомо ударил своей плетью назад, словно в бане себя веником по спине хлестанул. Ударил – и, немыслимо извернувшись, упал на бок, всем своим немалым весом шлепнувшись на пол.
Послышался короткий взвизг, удар, треск костяных мечей, ломаемых о старую напольную плитку, и дробный топот дружинников, бросившихся к месту падения чудовища.
Но убивать было уже некого. Монстр был мертв, и вместе с жизнью пропала его невидимость. Он лежал на полу, словно подбитый боевой робот Последней войны, опираясь на обломки своих костяных мечей, а внизу, под ним, возился и орал хомо, силясь выбраться из-под тяжелой туши.
– Да помогите же, ёксель мать! Я ж сейчас задохнусь от вонищи или оно меня раздавит на хрен! Из него какая-то пакость течет! Что вы там возитесь?
– Не шебурши, Оряса, – проговорил Данила, хватаясь за безвольное щупальце дохлой твари. – Щас сдернем. Тимоха, хватайся за второе, а Никита с Настей за голову. Раз-два, взяли!
Мертвое тело чудовища шлепнулось на пол, словно мешок с навозом. Здоровый хомо поднялся на ноги, удивленно оглядывая себя. Данила вытащил из валяющегося на полу вещмешка факел, сорвал с него чехол, чиркнул огнивом. Пропитанная смолой пакля сразу занялась, в холле стало светлее.
– Повезло тебе, жук-медведь, – хмыкнула Настя. – Ловко ты на бок шлепнулся, аккурат меж мечами потолочника умудрился втиснуться. А плетью отработал ну прямо чудо какое-то, будто глаза у тебя на заднице.
– Сам удивляюсь, – недоуменно проговорил Оряса, от изумления пропустив мимо ушей все колкости вредной кио. – Будто подсказал кто-то, что делать и куда бить. Сам бы я, ей-ей, никогда…
– Вот ему спасибо скажи, – произнесла Настя, подходя к Фыфу и чмокая его в лысую макушку. – Он у меня умница, за что и люблю.
Данила усмехнулся, в очередной раз подивившись про себя: бывает же, шам плюс кио равно любовь! И повернулся к трупу чудовища.
– Потолочник какой-то неправильный, – проговорил он, поднося факел к морде с фасеточными глазами. – Как он сдох, мне понятно. Оряса ему концом шалапуги меж глаз заехал, лобную кость разнес. Осколки кости проткнули мозг – и привет. Повезло нам, короче. Только вот что. Я меньше месяца назад совсем другого потолочника видел. Помнишь, Фыф? Того, что мы с тобой и Снайпером завалили. Тот был меньше раза в полтора, и щупальца у него недалеко от человечьих рук ушли, как и все остальное, кстати. А это вообще жуть какая-то. Ничего общего с человеком. Осьминог не осьминог, муха не муха…
– Мутация, – уверенно проговорил Фыф. – Что-то меняется в мире. Если б мне кто вчера сказал, что я смогу остановить летящую стрелу, я бы рассмеялся ему в лицо. Сегодня же мне не до смеха. Я уверен: это самка того же самого потолочника, что мы видели, но только сильно изменившаяся под влиянием этого «что-то». И что это – я не знаю. Но чувствую… здесь.
Фыф приложил ладонь ко лбу.
– Ты читал мысли этой твари, – медленно проговорила Настя. – И поэтому мы все живы. И там, в замке, если б не ты… Короче, меняйся, Фыф. Мне кажется, в твоем случае это к лучшему.
– Не знаю, – покачал головой шам. – Не знаю… Кстати, эта пакость думала о том, чтобы половину из нас сделать какими-то тенями…
Настя мгновенно изменилась в лице. Фыф был готов поклясться, что никогда не видел невозмутимую кио настолько встревоженной.
– Раненые есть? – быстро спросила Настя, обведя глазами присутствующих.
– Да нет, вроде повезло, – ответил Данила, обведя глазами присутствующих.
– Это точно, повезло, – хмыкнул Никита. – Мне вот только слегка эта тварь руку оцарапала. Сейчас перевяжу, завтра затянется…
– Покажи! – бросилась к дружиннику кио.
– Да вот, гаденыш слегка когтем чиркнул, – удивленно протянул вперед руку дружинник. – Ерунда, кровь уже остановилась…
Обеспокоенный реакцией Насти, Данила сунул факел поближе. Действительно, на тыльной стороне руки Никиты слегка вспухла небольшая продольная рана. Крови и вправду не было, но кио это не успокоило.
Из ее ладони, словно молния, вылетел узкий клинок. Короткий рубящий удар – и кисть дружинника пересек разрез от запястья до промежутка между средним и безымянным пальцами, словно черта, проведенная тонким углем. Но уже через мгновение рана расширилась… и кисть руки распалась надвое, словно рыбий хвост. Из раны потоком хлынула кровь, черная при неверном свете факела.
– Ты… что делаешь?
Никита с недоумением перевел взгляд со своей искалеченной руки на кио. Но Настя на его вопрос не обратила ни малейшего внимания.
– Быстрее снимайте с него кольчугу, накладывайте жгут! – скомандовала она. – Если повезет, парень потеряет только руку до локтя!
Тимоха открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Данила уже действовал. Несколько быстрых движений – и броня Никиты, сплетенная из множества стальных колец, уже валяется на полу, а Данила фиксирует на руке раненого нехитрое приспособление из кожаного ремешка и деревянной палочки, которое имеется у любого кремлевского бойца. Четыре оборота
