С лошадьми и рухлядью оставили двоих, не дело скакать десятки верст с добычей на руках, она только лишний раз будет сковывать отряд, а им сейчас нужна мобильность. Вообще-то Виктор не стал бы брать иную добычу, кроме денег и драгоценностей, то есть то, что имеет компактные размеры, но лишний раз нервировать людей все же не стоило.
Следующую карету взяли с той же легкостью. Возвращались кружным путем, так что сумели на рассвете посетить одинокий постоялый двор, который ограбили подчистую. Обчистили и находившихся на постое двух дворян, сопровождавших знатную девушку, а также пассажиров почтовой кареты, остановившихся там на ночевку. Вообще-то коней становилось уж слишком много, поэтому атаман повел людей прямиком к их товарищам, которые встретили их радостным гомоном. Это же понимать надо, четырнадцать каретных лошадей, деньжищи огромные, а еще и иная добыча.
Как всегда, определили трофеи на хранение, вот только лошадей пристроили в деревне, подальше от постоялого двора, договорившись со старостой. Незачем привлекать излишнее внимание. После этого отправились в уже знакомую таверну, где обитали милые и податливые девахи из соседнего селения, которые обрадовались появлению щедрых клиентов. И то верно: парни не скупились и оставили о себе хорошую память, не то что прижимистые и расчетливые местные. Про заезжих иностранцев говорить и вовсе не приходится, а тут гулянка, при случае – с мордобитием и прочими прелестями.
Хозяин заведения упорно считал, что это наемники. А кто же еще? Вооружены до зубов, по повадкам – бойцы знатные. В прошлый раз с ними попытались было сцепиться наемники из охраны проходящего каравана, так получили на орехи с просто-таки поразительной легкостью, хорошо хоть только синяками и ссадинами отделались. Неизвестно, кто решил нанять славен, это не его дело, но парни вроде пользовались спросом, во всяком случае монета у них водилась. А откуда бы ей взяться? О разбоях в окрестностях ничего не слышно.
Когда пришла пора собираться, народ несколько заволновался. Вообще-то Виктор если и ожидал чего-то подобного, то от Звана, но тут прорезался голос у Ноздри, прозванного так за рваную ноздрю, что говорило о бурном прошлом и, чего уж там, неудаче, постигшей его в свое время, когда он свел знакомство с палачом.
– Атаман, а к чему нам дразнить гульдов? Пусть лучше успокоятся, тогда добыча будет пожирнее, а то разворошили муравейник. Ладно бы только в одном краю пошумели. Теперь туда лучше не соваться. Деньги в достатке, нам здесь рады, бабы, выпивка, еда, никто нас здесь искать не будет, чего будить лихо, а, братцы?
– Ноздря, ты стал атаманом? – Сказано вроде спокойным тоном, со слегка вздернутой бровью, но отчего-то не по себе от того голоса и вперившегося в упор взгляда.
Настолько не по себе, что народ подался назад, словно желая сказать – мы не с ним. Растерявшийся Ноздря огляделся по сторонам, словно ожидая поддержки. Все верно, первый взгляд – на Звана, без него тут никак не могло обойтись. Вот только он выставил вперед этого оболтуса, явно подольстившись и припомнив как заслугу тот факт, что Ноздря прошел через руки палача, а это ставит его на голову выше остальных. Выходит, решил прощупать почву, посмотреть, как поведет себя ватага, но сам высовываться не стал, подставил другого. Ну и что теперь делать? Людей терять не хотелось, в них вложено слишком много труда и надежд на них возлагалось не меньше.
– Н-нет, – сумел промямлить провинившийся. Он сразу же утратил весь апломб, едва понял, что его никто не поддержит.
– Что «нет», Ноздря?
– Не атаман я.
– А мне показалось, ты решил занять мое место, а ведь у меня с вами уговор на пять лет. Я тебя, паскуду такую, кормил, учил, снарядил, сделал из мяса – бойца, чтобы ты сейчас выказывал мне свое неповиновение и людей на бузу подбивал? Вы все ходили в рванье, грязные, ободранные, полуголодные, баб не видели месяцами. Вас было две дюжины, но могли ли вы напасть на караван, охраняемый хотя бы десятком наемников? А теперь вы хотите указывать мне, как быть?
– Атаман, да ты чего?
– Мы-то тут при чем?
– Да это он сам!
А Зван молодец, отмалчивается, боится, что если откроет рот, то Ноздря попросту укажет на него. Ну и не нужно до такого доводить, и без того одного уж потеряли. Но внушение не помешает. Вот же, зараза!
– Уговор был ясный, за нарушение наказание только одно.
Ноздря понял, что его уж ничто не спасет, а потому попытался выхватить пистоль. Хм. А хорошо все же он натренировал парней, ей-ей никто из местных не сравнится с ними по ловкости обращения с оружием. Для шлифовки навыков нужен еще боевой опыт, что позволит действовать более хладнокровно, но и сейчас очень даже неплохо. Но Ноздре это не помогло. Виктору не нужно извлекать кольты: нож скользнул в ладонь и был прикрыт кистью с самого начала разговора, осталось только взмахнуть рукой – и бузотер уже валится на сено, которым засыпан пол в конюшне постоялого двора, где, собственно, все и произошло.
– Кот, позови хозяина. Остальным – выводить лошадей.
Все подчинились молча, без тени неповиновения. А что такого? Уговор и впрямь был и все сказанное – правда, так что остается только следовать приказу.
И этот молча повинуется. Ну уж нет!
– Зван, задержись.
Вот как. А атаману палец в рот не клади. О том, что Зван науськивал Ноздрю, в той или иной степени знали все, потому как постоянно хорониться, коли они все время вместе, не так просто. К тому же покойный имел несколько робкую натуру, так что готовить его пришлось долго. Ну и как все это сделать, чтобы никто не видел? И сейчас всем было ясно: атаман догадывается, кто вложил в уста бузотера те слова. Но догадываться и знать – это разное, поэтому оставшийся и жив. Вот только это уж во второй раз получается, у него непонятки с атаманом. Третий раз станет последним, в этом никто не сомневался.
– Молчи и слушай, – когда они остались одни, заговорил Виктор. Его собеседник покорно склонил голову. – Кто науськал Ноздрю, я ведаю. Не знаю точно, но догадываюсь, и мне этого достаточно. Решил прощупать почву? Запомни: если я хотя бы заподозрю, что ты что-то еще умыслил, – тебе не жить. Если умыслит кто-то другой, даже если ты неповинен, – тебе не жить, попробуешь сбежать и затеряться – я все брошу, отправлюсь на поиски со всей ватагой, непременно найду – и тебе не жить.
– Но если я и впрямь ни при чем буду? – севшим голосом проговорил Зван.
– Сам пресекай, учи парней уму-разуму, вертись как хочешь. Я тебя упреждаю во второй раз, и он последний. – Замыслит Зван что-нибудь или нет, уже не имеет значения: все видели, чем кончил тот, кто повелся на его слова. Теперь пусть ищет дураков, готовых поддержать его.