Вдоль края ущелья, по дну которого текла река, вела хорошо утоптанная и очищенная от растительности тропа. Нести по ней лодку было достаточно удобно. А идти пешком и налегке — и вовсе сущее удовольствие.
Я вместе с Вандой вышагивал впереди. За мной — команда носильщиков, замыкал шествие — Мишка. Лакомка и Марфа выполняли функции наземного и воздушного дозоров. С таким арьергардом я мог быть уверен: никто из моих «кулу» не потеряется.
Я назвал их «кулу». Словечко, которое я принес с Земли-Исходной. Так называли слуг, которые волокли наш багаж во время гималайского вояжа.
Здешние «кулу» выглядели куда солиднее и откормленнее. Сказывалось то, что на этой Земле пища висит, считай, на каждой ветке, пищит под ногами и хрюкает в кустах. Хотя обитатели Земли-Исходной тоже были чернобородыми, смуглыми и весьма крепкими. А уж по горам бегали — обзавидуешься.
* * *
То было весьма занятное путешествие. Я тогда был совсем мальчишкой. Стажером, совершившим Исход вместе с одним из Пророков на нашу общую родину — Землю-Исходную.
Какое-то время я должен был послушничать в местном монастыре, а затем, так сказать, в качестве финального аккорда — совершить восхождение на Гималаи. Не сам, конечно, а в составе группы. Там, в горах, я должен был приобщиться к Высшему и перейти на следующий этап обучения.
Гималаи — интереснейшее место. Уникальное.
Высокие горы есть и на других Землях. Встречаются пики и повыше Гималаев.
Однако люди в таких местах стараются не селиться. Неудобно.
Только на Земле-Исходной, в силу тесноты и агрессивности крупных держав, народ был готов сбежать хоть на горные хребты, хоть на дно океанов. Не знаю, как на дне, а в Гималаях близость Неба сказывалась. Жизнь на границе Мира, сотворенного Богом, на скудных камнях, где даже воздуха едва хватает, а ткань, отделяющая человеческую реальность от Иномирья, так тонка, что бесплотные духи проникают не только в сны, но и в обычные мысли, очень полезна для тех, кто хочет и может приобщиться к Высшему.
Нас, Одаренных, было шестеро. Парнишка-пирокинетик, две очень милые двойняшки-китаянки с Земли-Исходной — Слушающие, девушка-эмпат с Земли Голубая Жемчужина, хмурый немолодой Логик-Интуитив — тоже с Земли-Исходной, которому (как я тогда полагал) уже давно пора было заниматься настоящим делом, а не шляться по горам в компании юных адептов. Шестым был я — будущий Мастер Исхода Владимир Воронцов…
* * *
Реальность отвлекла меня от воспоминаний. Мы дошли до спуска. Естественное и довольно пологое русло почти пересохшего ручейка. Одно обидно: внизу нас уже ждали.
Каким образом эти парни прошли через джунгли быстрее, чем мы — по тропе, уму непостижимо. Впрочем, это их дом, а дома, как говорят у нас в Центральной Сибири, и стенные панели помогают.
Мои бородачи-носильщики уронили лодку и изобразили живые окаменелости.
Но я и не рассчитывал, что они будут биться на моей стороне с численно превосходящим противником.
А противник численно превосходил, это точно. Десятка три вооруженных дядек с рожами завзятых головорезов.
Но за моей спиной стоял Мишка, а где-то поблизости была Лакомка, чье появление разом пресекало конфликты.
Но сначала следовало попробовать просто договориться, поэтому я решительно шагнул вперед и универсальным жестом продемонстрировал пусть не очень чистые, зато пустые ладони.
— Я иду с миром! — сообщил я на языке моих друзей — охотников за яйцами и шагнул вперед.
И тут же у моих ног совсем не миролюбиво воткнулось в землю копье. Стоять!
За копье, конечно, спасибо, однако будет крайне трудно драться сразу с такой прорвой народу — и никого случайно не прикончить. Где же Лакомка?
Ага! Ну наконец-то!
Черная тень мелькнула в листве — и вот она уже стоит между мной и гавриками, сердито топорща усы, а хвост ее хлещет из стороны в сторону, сбивая листву с молодой поросли.
Ну вот и все. Суровые охотники за пришельцами посыпались наземь, как овцы, угодившие под выстрел парализатора…
И тут с моей кошечкой что-то произошло. Потому что она вдруг вертанулась на месте, припала брюхом к земле и поползла, всем своим видом выражая униженную покорность.
Я опешил. Но еще больше я изумился, когда обнаружил, что Лакомка ползет не ко мне!
— Встать! — раздался за моей спиной звучный баритон (я обернулся как ужаленный, едва не сбив с ног прячущуюся за моей спиной Ванду). — Это не Маххаим. Это просто зверь.
Обладатель баритона стоял в трех шагах от меня, с ног до головы закутанный в пестрый лохматый коврик. Коврик мне понравился. Под таким ковриком можно укрыться и от непогоды, и от посторонних глаз.
Коврик понравился, его хозяин — нет. Унизить мою Лакомку да еще назвать ее «просто зверем»…
Я как-то сразу сообразил, что передо мной — тот самый нехороший человек, о котором мне пару дней назад поведала Лакомка. Тот, от которого пахнет диким огнем и исходит страх.
Ванда с легким стоном повалилась на тропу. А я даже и не подумал ее подхватить, потому что нехороший человек достал и меня. Сердце мое будто сжали в кулаке. Я не закричал лишь потому, что онемел от нахлынувшего ужаса.
Нехороший человек был активным эмпатом. Да такой недетской силы, что, даже будь я сейчас полноценным Мастером, вряд ли устоял бы. Удар был так внезапен, что, будь я в полной силе, он бы меня просто раздавил как муху. Только ослабленная Исходом сенсетивность (плюс кое-какие навыки защиты) помогала мне оставаться в сознании. Будь у меня Сила, я бы поборолся, но Силы не было. Те капли, что оставались, испарились в первое же мгновение, так что защитить себя я был способен не больше, чем распростертая на земле Ванда.
А нехороший человек всё давил и давил. Ему, в отличие от меня, похоже, очень нравился этот процесс. Я чувствовал его торжество. И, что обидно, был практически бессилен что-то изменить. В глазах темнело, давление нарастало. Выбор мой был невелик и состоял из двух вариантов: что лопнет раньше — сердце или голова.
Лопнула голова. В самом прямом смысле этого слова. С громким треском и разбрызгавшимся во все стороны серым веществом.
К счастью, это была не моя голова.
Мишка пыхтел так, будто промчался галопом километров двадцать. Он не так чувствителен, как мы с Лакомкой («туповат», как недавно охарактеризовала его моя кошечка), но и ему пришлось нелегко. И все-таки он кое-что сумел. Немного. Один раз махнуть лапой. Слабенько. Пудов на тридцать-сорок махнул. Однако — хватило.
Я мешком осел на колючую травку. «Выброс» умирающего суперэмпата хлобыстнул по моему измученному сознанию как тысячевольтный разряд.
