Ознакомительная версия.
— Не знаю. Но думаю — нет. Просто как будто уснешь.
Она задумчиво кивает в ответ.
— Проснуться мне не дай, хорошо? Не хочу быть такой, — Лена махнула рукой в сторону коридора. — И дверь потом закрой, пожалуйста. Ключ возле компа, вон, на желтеньком брелочке. Не хочу, чтоб они меня жрали. Понимаю — глупость. Мне ведь уже все равно будет. Но, не хочу. Сделаешь?
— Сделаю.
Еще несколько минут мы просто молча сидим. Лене становится все хуже. Она уже не сидит, а лежит на своей кровати, не открывая глаз, и тяжело дышит. Потом, вдруг, словно всхлипывает и, вытянувшись в струнку, замирает. Застывшее, бледное, словно гипсовая маска, лицо становится каким-то уж совсем по-детски беззащитным. Подхватив с компьютерного столика косметичку, подхожу к кровати. Сначала проверяю пульс на шее, потом подношу к губам зеркальце. Все…
Теперь мне пора выполнять данное обещание. Я не позволю этой девочке превратиться в кровожадное чудовище, пусть смерть подарит ей покой. Слегка поворачиваю ее голову влево и приставляю ствол пистолета к виску. Я не хочу уродовать ее лицо выстрелом в лоб. А на виске останется только маленькая рана и пороховой ожог. Подушку потом выкину. Со стороны, от двери, будет похоже, что она просто прилегла поспать. Знаю, чушь, ведь смотреть на нее будет некому. Но это не важно, я делаю это не для зрителей, а для нее. И для себя. Щелкает вставший на боевой взвод курок. Прости, девочка, прости, что мы не успели…
Внизу — бедлам. Автобусы забиты под завязку, словно в утренний час-пик из спальных районов в сторону ближайшей станции метро. Но по-другому — никак. На то, чтобы вывезти всех обитателей общежития за один раз, у нас не хватает транспорта, а чтоб сделать это в несколько заходов и с относительным комфортом для перевозимых — времени. Уже то, что мы всех живых из шестнадцатиэтажного корпуса в наши автобусы утрамбовали — невероятное везение. Теперь колонна в сопровождении бронетранспортера и пяти «таманцев» пойдет на Житную, откуда вернется как можно быстрее и с пополненным запасом патронов. А мы пока тут посидим, в зачищенном корпусе. Не стоит набитое столь притягательной для зомби человечиной здание без присмотра оставлять. А то еще набегут туда за время нашего отсутствия — намучаемся с ними потом. Уж лучше их на подступах отстреливать.
Когда я подошел к «броне», дать Сашке пару советов на дорожку, из кабины «Урала» выглядывает Угрюмцев.
— Борис, из Отряда звонили, просили тебя перезвонить, как только освободишься.
Все верно, мобильный я перед началом зачистки выключил, а то есть у них замечательная особенность — начать звонить в самый неподходящий момент. Набираю номер дежурной части. Отвечает мне бессменный Дядя Саня, который, как мне кажется, так же как и мы не спит вот уже почти двое суток.
— Борис, ты?
— Я, Дядь Сань. Что случилось?
— Приказом командира Отряда вводим план «Крепость» по варианту «Война». У тебя в списке на эвакуацию ничего не изменилось?
Вот оно как. Что ж, все верно, происходящее вокруг по степени угрозы жизни сотрудников и членов их семей, вполне можно приравнять к полномасштабным боевым действиям. А в этом случае, при объявлении плана «Крепость» Отряд не просто подтягивает на базу весь личный состав, занимает круговую оборону, вскрывает все НЗ оружия и боеприпасов и берет под охрану заранее определенные объекты из числа особо важных. Помимо всего прочего выделяется техника и люди на организацию эвакуационной команды, которая выезжает по адресам из заранее составленных списков и вывозит на базу Отряда семьи сотрудников. Бойцу всегда легче выполнять даже самые опасные задачи, когда он уверен, что его родные находятся в безопасном месте и под надежной охраной. В моем случае это родители. Нет, ну а кого мне спасать? Бывшую жену с ее новым мужем? Ага, щаз, шнурочки только проглажу!
— Нет, Дядь Сань, все по-прежнему. Отец с мамой в Осинниках, адрес старый. А до сестры я уже сам дозвонился, она с мужем своим ходом в Пересвет выдвигаются. Слушай, а молодцы наши, вовремя сориентировались. У меня, вон, Солоха места себе не находит, «отец-героин», блин. Да и остальные дергаются, переживают. А тут такая радостная новость.
— Угу, — буркает дежурный, — радостная. Вот только насчет «вовремя» — это ты ошибаешься.
Нехорошее ощущение того, что случилось что-то непоправимое, кольнуло, словно тонкая игла, прямо в сердце.
— Что случилось?
— Рыбалкин…
«Беда одна не приходит». В мозгу словно пластинку заело. Всеми силами стараюсь отвлечься, даже самого себя ради этого кашеваром назначил: сходил в магазинчик, набрал там разных консервов и теперь грею их для парней на найденной там же, в крохотной подсобке, электрической плитке, которую вынес на пост охраны в холле перед лифтами. Не помогает. Больше всего хочется достать из «мародерки» фляжку… А потом вернуться назад, в магазинчик, выудить из припрятанного продавщицей под прилавком и найденного мною ящика бутылку… А то и две. И нажраться, словно дикая свинья, в слюни. Но, нельзя. Я командир, и вокруг меня — мои подчиненные. Они все видят, все понимают, делают выводы. Можно подумать, для одного меня последние двое суток стали серьезным испытанием на прочность. Угу, как же. Да парни, уж давайте смотреть правде в глаза, на одних морально-волевых держатся. Ну, и еще друг перед дружкой не хотят слабину показывать. А стоит мне подать пример — все, посыплются. «Каков поп — таков приход», верно в народе когда-то подметили. И хороший командир в бою только тогда может что-то от своих людей требовать, когда в любой момент готов подать команду: «Делай, как я!» Не уверен, что сам сдюжишь — не требуй от подчиненных. Нет, оно понятно, что генералы впереди пехотных цепей в атаку теперь не ходят. Да и раньше, как мне кажется, не ходили, чего б там легенды про великих полководцев прошлого не рассказывали. Плох тот генерал, что сам лезет делать работу сержанта. Так я вовсе не о полководцах толкую, а про взводных да ротных. Так что, пьяный загул откладывается до более спокойных времен. Сейчас более важных дел хватает. Но пластинка в голове продолжает крутиться: «Беда одна не приходит»…
Прав был Дядя Саня. С опозданием чухнулись наши отцы-командиры. Раньше надо было «Крепость» вводить. А заплатили за это опоздание мой друг и сослуживец Лешка Рыбалкин. и вся его семья. Жизнями своими заплатили.
Подробностей дежурный не знает. Если вкратце — Лешке позвонила жена, тот схватил в охапку автомат, подтянул с собой двух своих подчиненных из ИТО[51], и, никому ничего не объясняя, прыгнул в УАЗ и умчался, под громкий разъяренный мат командира Отряда полковника Львова, которому подобное самоуправство, понятное дело, не понравилось. А через полчаса перезвонил один из уехавших с Лехой саперов. В квартире Рыбалкина живых к их приезду уже не было. Были два зомби, в которых превратились его жена и тесть. Похоже, тестя сильно покусали на улице, хотя у нас в Посаде, судя по словам Дяди Сани, еще вполне спокойно, с творящимся в столице не сравнить. Зомби уже появились, но мало и с ними вполне эффективно справляется ополовиненный переброской подкрепления в Москву, батальон ППС. Уж не знаю, где и при каких обстоятельствах Лехин тесть умудрился на живого мертвеца нарваться, но отбился и, вырвавшись, решил спрятаться в квартире дочери. Лешкина Татьяна звонила ему, когда ее превратившийся в упыря отец пытался выломать дверь в детскую… У Лешки с Таней было две дочки. Близняшки, которым едва-едва исполнилось два года… Дальше, думаю, объяснять ничего уже не нужно, кроме того, что новомодная, красивая и легкая пластиковая дверь долго не продержалась. Рыбалкин выгнал парней из квартиры на лестницу и все сделал сам. А потом достал из кобуры ПМ, и застрелился.
Ознакомительная версия.
