Ознакомительная версия.
Я покачал головой.
— Нет. Заправиться хочу, да и дельце у меня тут одно.
— Музыкант, какое еще дельце?! — заволновалась она, искоса поглядывая вправо. С той стороны из боковой улочки показались две трехколесные мотоциклетки. Под бронированными обтекателями с узкими смотровыми щелями были грубо намалеваны желтые подковы.
Машины остановились. Сидящие на них солдаты-наемники провожали нас взглядами, медленно поворачивая головы в черных шлемах. Один, держащий свой шлем в руке, приподнялся на подножке и заслонил ладонью глаза от бокового ветра, несущего пыль и мелкий сор. На плече его висел автомат с коротким стволом.
— Расслабься и получай удовольствие, — посоветовал я, проезжая мимо.
— Не умею я расслабляться, когда друзья из Омеги рядом!
«Зеб» катил дальше. Позади зарокотал мотор, и оглянувшаяся Эви сказала:
— Так я и знала! Одна мотоциклетка за нами едет.
— А вторая?
— Вторая отвалила куда-то, а эта…
— Они просто едут?
— Ну да. — Она еще раз оглянулась. — Едут, сволочи, неторопливо так, да на нас поглядывают.
— Ну и пусть едут. Высунувшись в дверь, я крикнул:
— С дороги!
Впереди босой мальчишка в шортах и драном фартуке катил тележку с грязными овощами, за ним шла тетка в домотканом платье и заляпанном грязью переднике. Она показала нам кулак, мальчишка плюнул в сторону самохода и наподдал, меся землю худыми пятками. Я не снижал хода, и парочка выскочила на обочину из-под самых колес. Они направлялись к раскинувшемуся между развалинами шумному блошиному рынку — продавцы держали свой товар прямо на досках, уложенных поверх стопок шин или столбиков из кирпичей, либо носили его в лотках на груди. Посреди рынка блестела маслянистой пленкой большая лужа, на ней был кривой помост с табуретами, на которых сидели люди с чашками и мятыми железными кружками в руках. На краю помоста стояла бочка с прикрученным к боку краном, рядом — толстый мужик. Он принимал у клиентов монеты и наливал им какую-то бурду. Рядом лежала кучка всякой мелкой дряни — некоторые жаждущие расплачивались не деньгами, а утварью, патронами, кусками пластика или едой.
— Вот, куда они едут, — заметил я, когда мотор сзади зарокотал в другой тональности.
Мотоциклетка свернула, перевалив неглубокую канаву, затормозила на краю базара. К ней сразу сунулись несколько торговцев и юных попрошаек, солдаты шуганули их, слезли с машины. «Зеб» уезжал все дальше, базар почти закрыли развалины. Я приподнялся на цыпочках, выглядывая над головой Эви. Один солдат остался возле мотоциклетки, второй направился к помосту с бочонком.
— Вот и все, а ты боялась, — сказал я.
Эви сдула с лица черную прядь и вышла наружу. Я повернул к проезду на стоянку. За низкой оградой стояли в ряд три грузовых самохода: широкие длинные платформы без кабин, накрытые брезентовыми тентами. Впереди сиденья с рулевым колесом, а вся задняя часть отдана под груз. Горы ящиков, мешков и тюков стягивали ремни, идущие от скоб на бортах, верхней частью груз подпирал тент, отчего тот горбился. На одном самоходе товара почти не было — должно быть, сбросили где-то в пути заказчику или даже здесь, в Муроме.
Перед самоходами стояли несколько сендеров и мотоциклеток, между ними — прицеп с пузатой железной бочкой, где хранилось топливо, которым караван заправлялся в дороге. На бочке восседал пузатый бородач в шароварах, с толстым белым шрамом на брюхе и патронных лентах крест-накрест. В руках его была большущая тыквенная фляга, он часто прикладывался к ней и гулко отрыгивал.
Темнело. Когда «Зеб» начал въезжать на стоянку, откуда-то сбоку вылетел худосочный прыщавый парень с ружьем и динамитной шашкой за поясом. На голове его вместо шапки красовалось плетеное донышко от корзины, подвязанное лентой.
— Эй, стой! — заорал он и резко остановился, узнав «Зеб».
— Не мельтеши, Чика, — сказал я. Выглянув из рубки, махнул рукой Скорпу, сидящему на топливном прицепе. Тот в ответ стукнул себя кулаком в грудь и снова приложился к фляге.
— Так это знакомцы твои? — поняла наконец Эви, выходя на палубу — Ты, что ли, с этим караваном раньше разъезжал?
Я отвел «Зеб» подальше от въезда на стоянку, заглушил движки и вышел. Скорп с бочки так и не слез, да и Чика стоял на прежнем месте… Что это с ним? Даже рот приоткрыл? Я проследил за его взглядом и понял, что он пялится на Эви. Цыганка стащила куртку, бросила на палубу, спрыгнула и зашагала к водяной колонке неподалеку от топливного прицепа.
— Эй, паря, — сказала она, проходя мимо Чики, — покачай.
Тот моргнул, провожая ее взглядом.
Выражение его лица вдруг заставило меня по-новому взглянуть на спутницу. Раньше я как-то не смотрел на нее… то есть не смотрел как на женщину. Она была пилотом авиетки, небоходом, случайной попутчицей, втравившей меня в неприятности, стрелком, бойцом — кем угодно, но не молодой симпатичной женщиной. А теперь я вдруг осознал, что Эви она самая и есть. Крепкие округлые ягодицы под обтягивающей кожей бридж перекатывались при ходьбе очень задорно и даже, я бы сказал, призывно, да и грудь под грязной майкой покачивалась так, что впору хватать хозяйку этой груди за руку и тянуть в ближайшее уединенное место, бормоча на ходу что-то насчет того, что тебе необходимо рассказать ей по секрету нечто удивительно важное…
— Паря, че рот разинул? — крикнула Эви, встав возле колонки. — Тебе это идет, конечно, но все равно — отмерзни! Ты, ты, с корзинкой на башке, я к тебе обращаюсь! Полей мне, слышь?
Чика сорвался с места. Приклад длинного ружья зацепился за бугорок, хлопнул по икре, он едва не упал, притормозил, перевесил оружие за спину и снова бросился вперед.
Эви склонилась перед торчащей из земли загнутой в виде запятой трубы, от которой отходил кривой длинный рычаг. Чика с ходу навалился на него и стал дергать так, что вода ударила из крана толстой шипящей струей. — Ну, ты! — Эви отскочила, мокрая с ног до головы. — Че размахался? Эк тебя взбудоражило! У вас, стало быть, с красивыми молодыми девками туговато в караване, а? Ну, я тебя понимаю, но не сочувствую. Лей давай, только аккуратней!
Она встала на колени сбоку от трубы, придерживаясь за нее одной рукой, сунула под струю голову. Снова полетели брызги, майка Эви быстро промокла. Нимало не стесняясь того, что под нею ничего больше нет, цыганка стащила майку, повесила на трубу, схватила из приваренного к колонке железного корытца оплывший кусок мыльного камня и принялась тереть торс.
Скорп на бочонке приподнялся, разглядывая Эви. Чика качал как оглашенный, вытаращившись на цыганку и свесив нижнюю челюсть до земли.
Ознакомительная версия.
