Он вынул кипенно-белый платок и вытер им девушке слезы. Затем отстранился от нее и взял Надю за плечи:
— Все поняла?
Та часто-часто закивала.
— Вот и хорошо, вот и умница. Ступай теперь к своему Новикову и продолжай работать.
И когда за Надеждой закрылась дверь кабинета, вдруг хмыкнул, представив себе, как этот визит будет смотреться со стороны. Вошла красавица строевым шагом, а выскочила растрепанная и заплаканная. «Нино донесут — придется Кобе другого наркома себе искать…» Посмотрел еще раз на дверь, за которой скрылась красавица-сержант, и выплюнул только одно слово:
— Эшмако![63]
Москва, Подольская площадь
Изучая протоколы допросов, Новиков удивился тому, как легко были перевербованы англичанами сотрудники всесильного, казалось бы, НКВД. Нет, он был далек от того, чтобы верить в те бредни, которые появились в печати еще во времена перестройки и махровым цветом расцвели в девяностые, но все же, все же… И что особенно удивляло: все трое были самого что ни на есть подходящего происхождения! Уваков — из рабочих, Бессонов — тоже, а Трахтенберг — дочь профессионального местечкового нищего. Неужели они не видели, не понимали, что дал им Советский Союз, что так легко и недорого продали его британцам?
В голове невольно всплыли строчки протоколов допросов:
«Вопрос: Гражданка Трахтенберг, расскажите о первом контакте с агентом иностранной разведки.
Ответ: Как я уже говорила, в первый раз ко мне подошел сотрудник британской разведки Гастингс, хотя тогда я еще не знала, что он — шпион. Он сказал мне, что я очень ему понравилась, и предложил подарок — заграничные шелковые чулки. Я согласилась и тоже сказала, что он мне понравился, хотя это было неправдой… В другой раз он сказал мне, чтобы я телефонировала ему, если в ресторан придет кто-нибудь из тех, кого он мне назовет. В качестве оплаты он предложил мне тридцать червонцев в месяц и заграничные духи. И еще обещал подарить настоящее кружевное белье из Парижа.
Вопрос: Вы согласились, гражданка Трахтенберг?
Ответ: Да…»
«Вопрос: Гражданин Уваков, вы как сотрудник органов НКВД отдавали себе отчет в том, что предложение указанного вами сотрудника британской дипломатической миссии Гастингса является предложением совершить предательство Родины?
Ответ: Да, я сознавал, что это предложение стать шпионом. Но я рассчитывал, что всегда буду сам решать: передавать им данные сведения или нет. Ведь сообщение о посещении каким-нибудь командиром или сотрудником ресторана не может нанести серьезного ущерба Родине, правда? А тут такие деньги — девятьсот рублей!..»
Кирилл зябко передернул плечами: каково?! «Такие деньги!» А ведь это всего-то — оклад лейтенанта Красной Армии. Ну, костюм на них можно купить хороший, ну, пожрать от пуза… И все? Вот за это стать предателем?! В голове даже немного мутилось от ярости.
Кирилл скосил взгляд на часы и заторопился. Сегодня у него, можно сказать, дебют — выступление на радио. И лучше не опаздывать.
Девушки, одетые в форму, уже были внизу, и стоило дверце Л-1 захлопнуться, как тяжелая машина влилась в городской поток…
На радио Новикова встретили радушно, но несколько настороженно. Виной тому был звонок с таких вершин кремлёвского Олимпа, что специалисты радиокомитета просто терялись.
Кирилл, отказавшись от чая и коньяка, снял шинель и прошёл в студию, где уже стояла прислоненная к стене гитара.
— Начнём, товарищи?
Щелкнул динамик, и невидимый звукооператор произнёс:
— Да, мы готовы, товарищ майор госбезопасности.
Кирилл спел больше двух десятков песен, которые подходили к этому времени, и завершил выступление песней «Бьют свинцовые ливни».
Уже через пять минут после начала радийщики включили общую трансляцию, и ровный мощный баритон заполнил всё здание.
Первые слова, которые услышал Новиков, когда вышел из студии и стихли аплодисменты сотрудников радиокомитета, были:
— Нет, всё это решительно нужно перезаписать. Нужен оркестр, и непременно хор. В таком виде это в эфир давать нельзя. — Говоривший — мужчина лет пятидесяти в сером костюме — всё время хмурил редкие брови, протирал лысину клетчатым носовым платком и поправлял большие круглые очки.
— Товарищ…
— Керженцев Платон Михайлович. Председатель радиокомитета. — Мужчина пожал поданную Кириллом руку. — Я категорически настаиваю на перезаписи.
— Понимаете, Платон Михайлович, — Новиков широко улыбнулся, — дело в том, что времени у меня, можно сказать, совсем нет. Я вот уже пять минут как должен быть в дороге, так как в НИИ связи РККА тоже желают что-то переделать. Так что если есть желание, наложите оркестр поверх голоса.
— Но голос… — жалобно воскликнул председатель радиокомитета…
— Стоп. — Новиков, уже собиравшийся надевать шинель, остановился. — А на что вы пишете?
— Сейчас, товарищ майор госбезопасности. — Маленький, подвижный, словно шарик ртути, мужчина лет тридцати подхватил Кирилла под руку и потащил в тонстудию.
— Вот. — Он с гордостью показал на внушительный агрегат с массой каких-то рычажков, кнопок и двумя огромными бобинами. — Немецкий агрегат «Магнетофон Ка — один».[64]
— Включи. — Новиков хмуро кивнул на агрегат и через минуту услышал собственный голос в сопровождении таких хрипов и шумов, словно он пел на лесопильной фабрике.
— Выключи. — Он печально покачал головой, кивнул технику и вышел из тонстудии.
— Значит, так, товарищ Керженцев, — Кирилл вздохнул, — я сейчас еду в НИИ связи и там обсужу вашу проблему. Такое качество записи советскому народу не нужно. А как сохранить голос товарища Сталина для потомков? С таким-то шумом и треском? Это никуда не годится.
— А как же ваша запись? — несколько растерянно спросил Платон Михайлович.
— Делайте что хотите, — отрезал майор и решительным шагом вышел из студии.
Москва, Кремль
Сталин закурил и поднял телефонную трубку:
— Соедините меня с наркомом внудел… — и почти без паузы: — Лаврентий? А скажи мне, дорогой, приглашение для Новикова на торжественное заседание Центрального комитета по случаю Нового года уже выписали? Да? Очень хорошо, — но голос его не предвещал ничего хорошего.
После небольшой паузы, во время которой он докурил свою трубку, Иосиф Виссарионович продолжил:
— Ты ведь член ЦК, Лаврентий, я не ошибаюсь? Нет? Очень хорошо… Значит, повестку и тезисы заседания тебе передали? Молодцы… А скажи мне, дорогой, что там стоит в пункте пятом, после слова «разное», а? Совсем хорошо, дорогой! Значит, ты помнишь, что третьим подпунктом повестки в пункте «разное» стоит обсуждение и прием в кандидаты в члены ЦК, правильно? А кто у нас новые кандидатуры, помнишь? Ай, молодец, все помнишь, умница такой! Чкалов и Новиков, да. — Вождь замолчал, тщательно вычистил трубку и глотнул чая из стоявшего на столе стакана в тяжелом чеканном подстаканнике. — Знаешь, дорогой, мне тут чвени кхру[65] смешной анекдот рассказал о твоей Грузии. Чествуют бывшего князя, который женится на молоденькой. Тамада тост произносит: «Давайте выпьем за нашего князя — великого человека! Он велик не потому, что ездит на чистокровном кабардинце — мы тоже не пешком ходим! Он велик не потому, что сохранил свой прекрасный трехэтажный дом — мы тоже не в шалашах живем! Он велик не потому, что взял невесту-красавицу на сорок лет моложе себя — мы тоже не на старухах женаты! Но только он один из всех нас сумел стать первым секретарем района, не будучи членом партии!» Смешной анекдот, правда?
