Когда в сорок первом Ленинград минировали – весь город должны были в руины превратить всего тремя тысячами тонн взрывчатки. А здесь совокупный заряд в пятнадцать мегатонн. Взорви его прямо здесь – Гамбург в море сдунет, а от Москвы одно название останется. Одно утешало. Каждый офицер-ракетчик под роспись получает номер заветного телефона. И когда я его наберу, сразу закрутятся гигантские шестерни боевой машины. Побегут к вертолетам спецназовцы, все дороги перекроют кордоны внутренних войск и замкнет кольцо, блокируя район наглухо, дивизия ВДВ или две. И будет мне честь и слава. Осталось только бой выиграть, живым остаться и до телефона доползти.
Тут ребятки тент на прицеп натянули, зашнуровали, ворота в склад закрыли и по машинам расселись.
– Как до столбика доедут, бей по микроавтобусу. В двигатель целься, – Самоделкин командует. – А то салон прошьет насквозь, зря выстрел пропадет.
А сам трубой гранатомета бронетранспортер сопровождает. Упреждение взял.
– Рот открой! – заорал, и только дымный след бесшумно утренний воздух прорезал.
Башенка вспыхнула прозрачным огнем, а потом уже черные клубы дыма повалили. Моя цель резко затормозила, развернуло автобусик ко мне задними дверями, и стали они открываться. В эту щель я и выстрелил. Катнул гранатомет к Вите, а сам к пулемету прижался. Навел ствол на машину ВАИ и на спуск нажал. Затрясся «Дегтярев» как в лихорадке, и меня стало мотать. Раскинул ноги для упора, а тут и лента кончилась. Всадил я ее одной очередью. Пока менял, гляжу – от штабной машины с генералом обломки догорают. Самоделкин время зря не теряет. Несколько коротких очередей по микроавтобусу выпустил, нет движения. И остались мы пара на пару, мы с Витей и два водителя в кабине. И четыре костра из железа. И мясом сгоревшим пахнет. Я-то привычный. Ракетные шахты не хуже угольных горят, только об этом не пишут. Так уж, когда маршала ракетных войск на испытаниях в клочья разорвет, тогда да – упомянут и других в некрологе. Видел я скелетики черные в «позе боксера».
– Эй, брат, ты по нам не стреляй, у нас прицеп заминирован, зачем тебе погибать? – из тягача голос подали. – Никого не осталось, все деньги ваши. Мы поедем тихо, незаметно, вы тут все сожжете, всем хорошо, да?!
– Второй на телефоне что-то набирает! – чуть слышно шепчет Витя.
И шарахнул я по своей привычке одной очередью по всей кабине крест-накрест. Ленту добил и диск поставил.
– Пошли, – мне напарник шепчет.
– Говори громче, – отвечаю, – никто не услышит!
– И так во весь голос кричу, тебя контузило и уши заложило, – он губами шевелит.
Вот почему я треска огня не слышу. Выдернули мы покойников из кабины, руку с пола подобрали, в огонь кинули.
– Мы имеем право на один телефонный звонок, – шучу. – Поехали в штаб.
Добрались быстро. Деньги из кабинета обратно в машину стали складывать, а там еще коробки.
– Удачно мы повоевали, – Витя радуется.
– Ты их в уме не трать, может, тут одни фальшивки лежат, – остудил я его. – Сейчас мы быстро позвоним в Москву, и ты в город поедешь, а я здесь останусь гостей из престольной встречать.
– Я один уезжаю со всеми деньгами? – Самоделкин переспрашивает. – Ты мне так доверяешь? Тут ведь миллионы!
– Мы же боевое братство. Я тебе жизнь доверяю, – говорю в ответ.
И пошли мы звонить. Набрал я номер заветный и замер. Передал трубку Вите, тот ее выслушал внимательно и с размаху об стол хрястнул. А я аппарат убил. В упор из «Стечкина».
Вы позвонили по несуществующему номеру. Не придет к нам на помощь Красная Армия, заблудилась в холмах кавалерия.
– Звони в город, пусть на ночь в литейный цех смену выводят. Срочный заказ от Министерства обороны на утилизацию поврежденной техники, – командую. – И готовь кран для перегрузки, наш прицеп и тягач. Деньги увози на проверку в большой город. В Ярославль, допустим.
И поехали мы с ним на полигон, нашу часть успокаивать. А то явятся в самый неподходящий момент. Выбрали пятерых старослужащих. Предложили им «дембельский аккорд». Сутки работы, и завтра домой на два месяца раньше. Канцелярия вся наша со всеми печатями. Парни сразу согласились. Уже хорошо.
Работы у нас было выше головы. Притащили цистерну передвижную с отработанным ракетным топливом, переоделись в ОЗК армейский и стали покойничков в топливо сбрасывать. Не хуже кислоты работало. Электронику, рации и телефоны – все туда же. За два часа управились. Оружие собрали, разрядили и в мастерскую утащили – на кусочки гильотиной рубить. Одну «Дрель» генеральскую оставили. Ее умельцы сразу без серийного номера делали – не найти концов. А потом уже наших дедушек запустили, жесть сваркой резать и выгоревшие пятна маскировать. К вечеру управились. На завод приехали, убедились, что все в мартен ушло вместе с прицепом, рассчитались с народом спиртом и деньгами немного, и остался у нас только сам тягач без единого стекла в кабине и дверок простреленных, они тоже в печь ушли. А так на ходу, машина – зверь, один недостаток, где-то маячок наверняка спрятан, а то и не один.
– С берега в реку, и концы в воду, – Витя предлагает.
– Надо в такое место ехать, где и искать не рискнут, – отвечаю.
– В Кремль? – Самоделкин ехидничает.
– Типа того. За завтра деньги по счетам распихаем? – интересуюсь.
– Запросто, до обеда успеем, – уверяет меня напарник. – Деньги настоящие.
– Пойдем двумя машинами, – говорю. – Ты на трофейном будешь ложный след оставлять, а я боеголовки спрячу.
– Да зачем козе баян? – спорит Витенька
Не стал я ему об ответственности перед человечеством говорить, воздух сотрясать.
– Ты видел, сколько денег за них дали? – просто напоминаю.
Этот аргумент Вите понятен.
– Ты только их укрой надежно, – озаботился сразу.
– А то. Встречаемся в Брянске и идем в Припятские болота. Там машину топим, пусть достают, любопытные товарищи и господа. А мы с тобой…
– В Турцию! Там система «все включено»! – кричит радостно Самоделкин.
– Согласен, лишь бы ты был счастлив, – киваю. – Спать пошли, банки через три часа уже откроются.
Взял пулемет привычно в руки, и к лежаку пошел. Сегодня будет нелегкий день. Первый за восемнадцать лет, когда все решения буду принимать я сам.
Доктор
За дверью кабинета, где я обитал последние три года, раздался дробный топот. Так по институту бегал только мой ассистент – аспирант Владимир, человек, в общем-то, уравновешенный, но сильно волнующийся, когда предстояла работа. По скорости перестука Володиных ног можно было судить о степени его заинтересованности в случившемся. Сейчас аспирантская пробежка напоминала пулеметную очередь – что-то очень интересное намечается.
