Максим кивнул, передал спасенную девочку Кирюхе Лабанову. Юрка Лопухин уже сорвался с места – пришлось на него прикрикнуть.
– Стой! – рявкнул Максим.
– Ну чего еще?!
Максим показал Юрке кулак, повернулся к Ивану, спросил:
– Всех убили?
– Да.
– Уверен?
Иван пожал плечами.
– Логово надо сжечь, – решил Максим, отлично понимая, насколько это может быть опасным: если пламя перекинется на соседние деревья, если начнется пожар, то пострадать от огня может и деревня – не спасет и расстояние. Впрочем, ветер пока слабый и дует в наиболее безопасном направлении, да и на небе кучевые облака, а муравьи спешат запечатать входы в муравейник – значит, скоро будет сильный дождь.
– Рубите лапник, – велел Максим товарищам. – Снимайте бересту. Подпалим логово с трех сторон.
Охотники дружно взялись за дело. Глядя на них, и Юрка неохотно подключился к работе. Кирюха и чуть успокоившийся Тагир ухаживали за девочкой: отпаивали её, смывали грязь, обрабатывали раны – в основном синяки и глубокие царапины. Состояние девочки было на удивление неплохим, учитывая то, что ей удалось пережить. Она даже смогла улыбнуться отцу и пожать его руку.
Кучи хвороста и лапника росли быстро. Можно было уже высекать огонь, но Юрка, тащивший сухую корягу, вдруг бросил её и, выпрямившись, напряженно уставился в лес. Что он там увидел?
Федька, работавший рядом, шагнул к приятелю. И Юрка тут же вскинул руку – стой, где стоишь! Медленно и опасливо он повернулся. Видно было, что он готов сорваться с места и что останавливает его лишь боязнь поднять шум.
Все охотники, видя такое поведение Юрки, тоже насторожились.
И когда за деревьями шевельнулось нечто тёмное, Юрка всё же не выдержал и рванул с места.
– Ламия! – сдавленно крикнул он, пробегая мимо Ивана. И тот действительно услышал, как за деревьями напрямую через кусты кто-то ломится. Он подхватил Тагира, закинул его руку себе на шею, приподнял. Максим поддержал охотника с другой стороны, а Кирюха взвалил на плечо девочку. И они вместе кинулись догонять Юрку, понимая, однако, что убежать от Ламии нельзя, догадываясь, что скоро они все окажутся в её логове, развешанные на острых сучьях, будто беличьи грибы – кто-то частями, а кто и целиком…
Борис Юдин заканчивал общий урок у старших классов, когда в зал ворвался запыхавшийся Герман Истомин и закричал с порога:
– Чужаки! Чужаки пришли!
Дети вскочили. Называть их детьми, впрочем, было не совсем правильно – многим уже исполнилось четырнадцать лет.
– Сохраняем спокойствие! – Борис вскинул руку. – Тишина в классе!
Он шагнул к двери, схватил Германа за рукав и вытащил в тесный коридор, заставленный учебными пособиями.
– Какие чужаки? – зашипел Борис. – Что ты несешь?
– Моряки. В деревню пришли. Точно такие, как Нолей описывал.
– Сколько их? – спросил Борис, поглядывая на дверь. Он был уверен, что ученики подслушивают этот разговор.
– Трое, – ответил Герман.
– Как трое? Всего? А остальные?
– Не знаю. Больше никого нет.
– Убили кого-нибудь?
– Мы? – переспросил Герман. – Или они?
– Все равно! Кто кого убил?
– Да вроде никто никого… Я не знаю… Меня свои послали. За вами. И остальными, кого найду. Я же в карауле сегодня.
– Не понимаю… – Борис шагнул к двери, резко её распахнул. За ней никого не было.
– Да мы сами не поняли… Трое пришли с южной тропы. Остановились на краю деревни. У яранги Эльки Хохлушиной. Уверенные такие. С оружием.
– Стреляли?
– Нет. Поймали какого-то мальчишку, велели ему главного позвать. Он ко мне прибежал. Я тревогу бить не стал, решил за вами сбегать…
На улице зазвенела рында – настоящий медный колокол висел только перед домом Макара Мартынова; голос рынды знала вся деревня. Секунда, другая – и вот от дома к дому покатился, нарастая, металлический лязг, звон и перестук.
Борис заглянул в класс. Парни сидели на местах, но, увидев учителя, тут же вскочили. Многие держали в руках ножи. Никто не произнес ни слова, но в этом не было необходимости – любому было ясно, что мальчишки рвутся в бой.
– Идите в семьи, – велел им Борис. – У кого нет семей, идите в семьи друзей и соседей.
Школу он покинул первым – просто не позволил ученикам выйти вперед. Герман семенил позади, торопился всё рассказать, но сбивался и повторялся:
– Трое их, сели за ярангой, ничего не боятся, не прячутся. Белый флаг у них – тряпка на палке. Один вроде главный. Мы их окружили, но близко не подходим. Оружие у них. Большое. Серьезное…
– Почему их только трое? – спросил Борис. – Где остальные? Почему они не прячутся?
– Может, ловушка? – предположил Герман. – Может, отвлекают нас?
Борис его не слушал. Он просто рассуждал вслух:
– Наверное, они разделились. Одни ушли за подмогой. А эти будут тянуть время.
– Может быть, – согласился Герман. – И что нам делать? Флаг у них. Белый такой. И оружие. Серьезное…
Из-за объеденного козами куста рябины выглянула крыша яранги, украшенная флюгером. Он не только показывал направление ветра, но и измерял его силу, – у Эльки Хохлушиной имелось изрядно всяких разных приборов – самодельные гигрометры, барометры, прочие штуковины; она уже пять лет числилась синоптиком, только прогнозы её сбывались редко; прошлый синоптик Август Радов был куда точней, но он хитрил и предсказания делал не по науке, а по приметам, известным каждому охотнику.
Борис увидал караульных, залегших за поленницей. Разглядел торчащий из-за угла курятника ствол самострела. Заметил блеск оружейной стали в окне ближней избы.
На околице у яранги собралось человек пятнадцать охотников. Еще больше их было в деревне – тревожный звон набата выгнал из домов всех, кто мог держать оружие. Люди готовились защищать свои семьи, своих детей, свои дома.
Борис развернул плечи, понимая, как много глаз сейчас следит за ним.
Он вышел на открытую площадку, где сушились ивовые верши, сплетенные метеорологом Хохлушиной – должна же быть от нее какая-то польза! – и выкрикнул громко:
– Я главный! Вы хотели меня видеть! Я без оружия!
Он вдруг разгадал примитивный план чужаков: им не нужны переговоры. Они выманили его сюда, чтобы убить. Наверное, они думают, что лишь задержавшийся на этом свете долгожитель способен доставить им проблемы. Остальные – обычные дикари.
Борис усмехнулся. Он так долго ждал смерти, что совсем перестал её бояться. Пожалуй, она стала для него желанной. И если бы не ответственность за общину, возможно, он давно нашел бы способ достойно завершить затянувшуюся жизнь.
Борис увидел белый флаг и трех человек, стоящих около него. Он посмотрел в их лица, не обращая внимания на черные дула, направленные в его сторону.
