— Я понимаю. А объехать эту республику по кривой никак?
— Там могут возникнуть куда большие сложности.
— Ясно. Ребята, как?
— Ну, раз надо… — неуверенно сказал Назаренко.
— Сам решай, командир, — и Настя откинулась на спинку стула, скрестив на груди руки.
Светличный с непонятным интересом на неё посмотрел. Покачал головой.
— Я опять чего-то не знаю? — спросил Юра.
— Муж у неё там. Скорее всего там. — Светличный поднялся, с хрустом потянулся. — Командир такие вещи должен знать, могла сказать и сама.
— Да, Игорь Иванович, — смиренно отозвалась Настя. — Могла.
— Но не сказала.
— Не хотела влиять на принятие решения командиром.
— Вас, барышни, не поймёшь, — сказал Юра. — Так вам не так и этак не этак. Внимания много, внимания мало… Сложная конструкция.
— Эр-тэ-эф-эм, — сказала Настя. — Рид зе факинг мануал.
— Это Стендаля, что ли? На книжки времени нет. Руки тренируем, ноги… Ладно, хорош трепаться. Игорь Иванович, давайте задание, постараемся всё сделать. Какую валюту принимают эти партизаны?
— Да всякую. Жидкую, патроны, лекарства… Придумаем что-нибудь. Ах да, чёрт… за всеми этими перебродами запамятовал… Юра, тебе тут звонили из Киева несколько раз, я сказал, что передам и что ты…
— Связи же нет.
— Это проводная.
— А где аппарат?
— В соседней комнате, там Валечка, скажешь, что я разрешил.
Негнущимися пальцами он набрал номер Эллы. Элла ответила сразу.
Алёнка пропала. Сказала, что поедет куда-то на один день — за подарком для него, для Юры. И не вернулась. И не отвечает. И никто из знакомых ничего сказать не может. И в полиции тоже ничего сказать не могут. Объявили в розыск. Но пока — никаких следов.
Когда отъехали от ворот на километр, Настя остановила машину.
— Дядя Петя, — сказала она, — ты там под сиденьем пошарь — должна быть такая сумочка брезентовая, как бы от противогаза.
— Есть такая, — сказал дядя Петя.
— Ты её открой и кружки достань. И бутылочку возьми из ящика.
— Да, — сказал дядя Петя. — Командир, слезай.
Юра сполз вниз. Он был как деревянный. Всё, что происходило, происходило не с ним.
— Держи ровно. — Дядя Петя сунул ему небольшую кружечку из нержавейки, другие раздал экипажу. Отвинтил колпачок «Трёх танкистов». Разлил. — Скажи слово, командир.
— Земля пухом, — сказал Юра. — Не знаю, во что ты верил, брат Буравчик, но пусть тебе там будет хорошо.
Выпили, закусили кусочками ржаного сухаря.
— А теперь, — сказала Настя, — дядя Петя за руль, я наверх, а ты, командир, — на заднее, и спать.
— Ну нет, — сказал Юра.
— Ну да. Тебе сейчас дыхание вернуть надо. А без этого от тебя одни траблы будут — и никакого толку. Допей пузырь и не возникай.
— Так заметно? — спросил Юра.
— Угу, — сказал Назаренко. — Даже я, толстокожий…
— …и ни фига не женственный, — закончила Настя. — Поехали.
Она забралась в турель. Теперь перед Юриным лицом в опасной близости от него маячили её ноги. В мешковатых штанах и тяжёлых берцах. Юра налил полную кружку водки и выпил как воду, не чувствуя ни вкуса, ни градуса. В бутылке ещё немного плескалось. Это он оставил на потом.
Машина тронулась, и Юра вдруг как бы опрокинулся назад, сквозь спинку сиденья. Там была темнота.
Спустя вечность он открыл глаза, но не проснулся. В лицо ему светил сальный луч плохого китайского фонаря.
— А это наш командир, — сказала Настя.
— И чаго он таки квелы? — поинтересовался незнакомый голос.
— День был тяжёлый. Замотало.
— Ясны перац… Так яка, кажаш, твого прозвишча?
— Малой. Константин Георгиевич.
— Гэто доцент ци што?
— Да, он.
— Адразу б сказала — мол, жинка Доцента. А то — малой, малой… Валяйте, едзьце. Сторожко там — ноч, уся паскуддзе вонки. А за патроны дзякую вам.
— И за спиртягу, — добавил кто-то густым басом.
Юра закрыл глаза и позволил себе утонуть.
Потом он в глубине своего беспамятства понял, что вся эта сцена происходила в темноте — а значит, бесконечный полярный день закончился.
Когда Юра пришёл в себя, машина стояла косо. Очень косо. Вдали бубнили голоса. Было не то чтобы светло, а примерно как в пасмурный день на рассвете. Или на закате.
Отлежал себе всё… Ворча, он стал распрямляться. Снаружи ни черта не было видно, только серо-голубые деревья впереди и пустое пространство сзади. Потом он понял, что всё окутано туманом. И что он в машине один.
Нельзя же ходить в тумане! Что они себе думают?…
Да. Но самому-то нужно выйти. Немедленно. Хотя в этих «Тиграх» писсуар был предусмотрен, но Юра не чувствовал себя в силах его найти и правильно им распорядиться. Всё казалось чудовищно и раздражающе сложным.
При этом — ни малейших симптомов похмелья. Да и выпил-то…
Он подобрался к левой двери, которая была выше. Под той, что ниже, мог оказаться обрыв или, того хуже, яма. Со «студнем» на дне. Он с трудом открыл тяжёлую дверь и, посмотрев под ноги, спустился на дорогу. Не отходя далеко, слил лишнюю воду. Её накопилось более чем достаточно. Пока лил, вспомнил, как в подпольном ночном шинке на базе делали коктейль «ведьмин студень»: восемьдесят граммов спирта, двадцать — шартрёза, или абсента, или грин-дринка, или простой аптечной полынной настойки, — и кубик сухого льда. Подождать, пока лёд испарится. Принимается одним глотком. Впечатления незабываемые…
Он уже собирался вернуться в машину, когда увидел движущиеся к нему огромные размытые силуэты. Почему-то первым побуждением было — пойти навстречу. Преодолев себя, Юра вскарабкался внутрь салона, перебрался на переднее сиденье и включил тепловизор.
Шли шесть человек. Нормальных людей, без малейших странностей. Шесть. Откуда?
Потом он сообразил, что это, наверное, и есть застрявшие учёные — или кто-то от них.
Что его насторожило, он и сам не знал. Наверное, то, что голоса вдали не переставали бубнить.
Дьявол, кто же это? Партизаны?
Вынув из зажимов над головой ружьё, Юра подсоединил магазин со шрапнелью, передёрнул затвор и левой рукой провернул на двери штурвальчик, поднимающий броневую заслонку амбразуры.
Тут же чётко донеслись голоса:
— Herr Hauptmann, es ist ein Jeep, ist es nicht?
— Ja, sehr gerne…
— Ist die Taliban haben Jeeps?
— Ist die Taliban leben in den Siimpfen?
Три слова Юра уловил знакомых: гауптман, джип и Талибан. В общем, этого было достаточно.
Он опустил бронестекло.
— Ахтунг! Дойче зольдатен! — и продолжил по-русски: — Вы находитесь в зоне контроля союзных вооружённых сил! Представьтесь, битте!
