Сами его ноги представляли собой могучие крепостные бастионы, усеянные мощными пушками и амбразурами, через которые могли вести огонь засевшие там солдаты. Внутри каждой ноги находилась полукогорта, состоящая из гипаспитов и элитных, биологически и механически улучшенных преторианцев. Но бастионы ног были лишь самым слабым оружием "Экземплиса".
От одного его появления сдавались целые планеты предателей, поскольку его вооружение было самым мощным из того, что могли представить себе Механикус. Его орудия были размером с огромные городские блоки, и каждое из них могло уничтожить целый город и превратить армии в пепел. "Экземплис" участвовал в операциях Огненных Ос из Легио Игнатум со времен Великого Крестового Похода.
В его плазменном реакторе пылала мощь скованной звезды, с ужасающей силой грохотавшая, когда частица её силы передавалась в огромные орудия.
"Экземплис" был одним из последних уцелевших титанов класса "Император" из Легио Игнатум, которых жрецы Культа Механикус почитали как воплощения Бога-Машины. Громоподобными шагами он вновь ступал на поле брани с врагом, отвернувшимся от Императора Человечества.
ИЗНУТРИ БАШНЯ выглядела поразительно неправильно, там находилось нечто гораздо более неестественное и извращенное, чем мог представить себе Варн… Башня была словно живым существом с собственными мыслями и амбициями, просачивающимися в разум рабов, обрабатывающих её тело.
Её размер был невозможным до безумия, и с каждой прошедшей рабочей сменой она вздымалась на новые сотни метров. Она была настолько большой, что если бы не омерзительные живые дыхательные маски, прибитые к лицам рабов, им бы пришлось бороться за каждый вдох кислорода в разреженном воздухе на ее вершинах. И это не говоря о накрывших разрушенный город ядовитых парах. Казалось, будто облака дыма неумолимо притягиваются к башне, смог медленно вращался над ней.
Иногда щупальца существа глубже погружались в его череп, извиваясь и спазматически дергаясь. Их нельзя было достать. Варну казалось, что их никогда нельзя будет снять, даже после хирургической операции, и он видел много раз, как рабы умирали, пытаясь содрать отвратительных тварей со своих лиц. Они задыхались, кровь сочилась из их глаз и ушей, когда мощные похожие на пиявок щупальца забуривались в их мозг, ища твердой опоры, а живые кабели в их ртах намертво затыкали глотку.
Омерзительные маски резко изменили внешность рабов; теперь они были больше похожи на почитателей темных богов, чем на граждан Империума, и Варн понимал, что сейчас он тоже выглядит как один из ненавистных врагов.
Работа была бесконечной, рабы трудились в жестком темпе, и надсмотрщики свирепо наказывали тех, кто не мог выполнять их требования. Казалось, что вся работа была ускорена, что быстро приближалась черта, до которой нужно возвести башню. На одних лишь стенах работали двести тысяч рабов, предположил Варн, и ещё многие сотни тысяч горбатились в глубинах шахты внутри башни, закапываясь все глубже в кору Танакрега, в глубины планеты. Судя по всему, более миллиона рабов работали над постройкой одновременно. Было построено ещё больше крановых машин, и вместе с тысячами рабов они усиливали основание башни, расширяя его дополнительными слоями огромных каменных блоков, пока башня все воспаряла в небеса. Вдобавок, они начали строить колоссальную спиральную лестницу, достаточно широкую для танка, закручивающуюся вокруг внешней стены. Она была гигантской, но и её возводили с поразительной скоростью.
Должно быть, при постройке использовали жуткое колдовство, поскольку башня уже превзошла самое высокое строение, о котором он слышал, и по логике вещей она не могла вознестись выше, и должна была рухнуть или развалиться под собственным весом. Но она все поднималась, отрицая законы материального мира.
Хотя Варн ненавидел башню так же, как захватчиков и надсмотрщиков, он ощущал странно отеческие чувства к массам камней и кровавого цемента. Сначала он противился этому жуткому самовнушению, но поступки других рабов, особенно скованного вместе с ним бывшего телохранителя Пиерло, изменили его.
Две рабочих смены назад случилось нечто. Это было два дня назад? Или два часа?
Пиерло, как убедился Варн, едва держался на грани рассудка. Он нередко случайно слышал, как бывший телохранитель что-то шепчет себе или кому-то, кого мог слышать только он. Прикрепленный к его лицу живой черный модуль странно изменил его голос, сделав его гортанным, хриплым и диковатым. По сути, он звучал неуловимо похоже на голоса злобных надзирателей. Варн знал, что также переменился и его голос.
И когда Пиерло говорил сам с собой, Варн заметил, что тот нежно поглаживает камни под собой, словно лаская любимую соляную гончую семьи. Это действовало на нервы, но Варн мало думал об этом с тех пор, как начал слышать постоянный шум голосов сквозь гул воплей Диссонанса. По крайней мере, он ещё противился желанию ответить на эти голоса.
И когда Пиерло гладил твердый камень, Варн услышал плаксивый вопль и повернулся к его источнику. Каменный блок, один из миллионов в растущей башне, был опущен на место, но из-за некой ошибки, он был поставлен неправильно. Он сломал ноги трем рабам и покачивался на грани высокой стены. Один из паукообразных кранов напрягся, чтобы его переместить, но было ясно, что камень упадет. Крича от ужаса, Пиерло и многие другие рабы вскочили на ноги, а Варн ощутил вспышку горя и страха.
Блок выскользнул из когтей крана и перевалился через стену, скользя и ударяясь о камни внизу. Сотни тонн камня мотались в разные стороны, падая все дальше, прежде чем исчезнуть в низко зависших облаках смога. Люди со сломанным ногами горестно кричали, но не от боли. Они ползли к краю стены, их ноги ужасно искривились, и с переполненными от слез потери глазами они взирали на падение камня.
Пиерло упал на колени, крича в небеса. Желудок Варна сжался, и он ощутил в груди такую пустоту, что хотелось плакать. Он затряс головой, понимая, о чём думал, но боль осталась. И на всей башне рабы кричали от горя.
Варн не сомневался, что это было дальнейшей деградацией его рассудка, ведь как иначе он мог поверить, что такая конструкция осознает себя как сущность? Но он был уверен в этом. Башня обезумела от боли, когда упал камень, и возводившие её рабы тоже ощутили это. Это было ощущение родителя, ребенок которого болеет, а он ничем не может ему помочь.
Он ненавидел башню, но когда пришло время смены, он понял, что ему трудно уходить. Поездка на хрупком решетчатом элеваторе, карабкавшемся по узким уровням башни на своих металлических паучьих ногах, оказалась тяжелой. Боль от разделения была сильной, пусть это и пугало его. Другие рабы кричали и открыто плакали, просовывая через решетки пальцы, чтобы потрогать камни башни, пусть и теряя пальцы при движении элеватора.
