вскричал он, как только мы вошли в зал чайной. — Вот ты и попался, мерзкий мошенник! Тебя привели наши честные стражи! Вот теперь ты ответишь за всё сполна!
Капитан с недоверием взглянул на меня:
— Ты мошенник? Почему господин хозяин чайной так тебя называет?
— А вы спросите у него, — ответил я. — Спросите у людей, которые сидят здесь… Вот! Вот они были вчера здесь!
Четверо мужчин за соседним столиком рассказали о нашем приключении с хозяином чайной. Эти четверо вчера взяли три блюда, вот теперь и отблагодарили за них. И ни капли не соврали, сказали всё, как было на самом деле. Правда, рассказали так, что хозяин чайной остался в невыгодном положении.
Нет ничего лучше, чем правда, рассказанная заинтересованной стороной. Я с трудом сдерживал улыбку.
— Так ли это? — нахмурился капитан полиции.
— Да, но… — замялся Дуй Улун.
— Что «но»? Так или нет?
— Да, всё так… но…
— Никаких «но»! Ты сам хотел обмануть монахов и за это поплатился. Надо оштрафовать тебя за такие действия! — сказал капитан полиции.
— Не надо, господин главнокомандующий, — встал я между ними. — Мы ведь пришли справить тризну по моему умершему дядюшке, так не будем же плохими словами и действиями вредить его памяти. Вот, многомудрый Дуй Улун, возьми эту монету и угости всех, кто здесь есть своими яствами. Люди, почтите память Юнь Муня, благочестивого и доброго человека из провинции Шуя.
Вторая золотая монета легла на прилавок и сразу же перекочевала в карман хозяина чайной. Он поклонился с деланым уважением, но я заметил злой взгляд. Явно плюнет в мою лапшу. Да и ладно, я всё равно здесь есть не собирался.
Блюда начали появляться на столах. Люди кивали, благодаря меня за угощение, а я выложил на стол шелковый мешочек и начал молиться Кодле. Полицейские кидали взгляды на шелк, но пока не смели его даже касаться — слишком много народа было вокруг.
Я молился до тех самых пор, пока на улице не возник шум, а в чайную не ворвался с товарищами младший продавец самого большого ювелирного магазина. Он обвел глазами чайную, увидел меня и его взгляд вспыхнул радостью:
— Вот этот мошенник-монах! Это он подсунул мне фальшивое золото! Арестуйте его, господа полицейские. Ага, а вот и наши денежки!
Другие продавцы зашумели, подтверждая слова продавца. Кругом поднялся шум и гам.
Капитан полиции крякнул от недоумения и посмотрел на меня:
— Тебя уже второй раз при мне называют мошенником, ханин. Что же на этот раз ты сделал?
— Я всего лишь решил угостить вас обедом, господин полицейский. Если это мошенничество, то я тогда не понимаю этот несправедливый мир…
Я скорчил самую невинную моську из всех невинных мосек, какие были в арсенале нового тела. Я был сама оскорбленная невинность!
— Господин капитан, господин капитан, этот монах получил в наследство брусок золота, а он оказался фальшивым! — тоненько взвизгнул младший продавец. — Он обдурил меня!
— Я получил в наследство от своего дядюшки Юнь Муня золотой брусок весом в триста пятьдесят граммов и продал его этому многоуважаемому продавцу за сто монет. Этот человек был так щедр, что дал мне сверху ещё две монеты, — смиренно ответил я.
— Так ли это? — спросил полицейский у продавца.
А тот вытащил из кармана фальшивый золотой брусок и кинул его на наш стол. Брусок прокатился по деревянной поверхности и уперся в мешочек с деньгами. Фальшивые монеты звякнули.
— Вот этот брусок! — завыл продавец.
— Простите, но это не мой брусок, — ответил я.
И вот тут на несколько секунд воцарилась гробовая тишина, а потом продавец взвыл:
— Как же не твой? Это же ты его принес?
— Многоуважаемый продавец, но по вашему бланку я отдал вам брусок весом в триста пятьдесят граммов, а тут гораздо больше…
Вот и сыграла злую шутку с продавцом его жадность. В письме от «дядюшки» было написано, что мне положено четыреста граммов, а продавец решил меня обхитрить и отнял «лишние» пятьдесят граммов.
— Что? — крикнул капитан полиции. — Дуй Улун, тащи свои весы!
Хозяин чайной во мгновение ока вернулся с небольшими весами. Конечно же весы показали, что в бруске было больше на пятьдесят граммов.
— Хм, — сказал капитан полиции.
Младший продавец замялся. Он уже не знал, что и сказать. Зато я знал, что нужно подкинуть масла в огонь.
— Я не знаю, зачем вам это было нужно, многоуважаемый продавец, — смиренно заметил я. — Надеюсь, что это всего лишь недоразумение и вы не хотите в придачу к моему золоту забрать обратно и ваши деньги?
Капитан полиции взглянул на продавца, потом перевел взгляд на меня и потом на мешочек. Когда же он потянул за шелковые края, то на столе оказалась куча круглых блестяшек для игры в тонго, а не золотые монеты.
— И это твой кошелек? — грозным голосом спросил капитан полиции.
— Да… то есть нет… Я не знаю… — пролепетал младший продавец.
— Зато я знаю. Налицо мошенничество чистой воды! Благочестивый монах, мы сейчас заберем всю эту шайку в участок! Благодаря тебе мы накрыли банду мошенников, — сказал капитан полиции.
— Эх, как же так? — сказал я. — А мои деньги? Неужели никто не вернет мои деньги?
В это время с улицы зашел ещё один продавец. Видимо, это был самый старший из них. Он поклонился капитану полиции:
— Господин капитан, наш босс, Низший Бог Них Ера, желал бы поговорить с вами. Можно вас попросить на улицу?
Капитан вытянулся в струнку. Всё-таки местная полиция побаивается Богов. Он прошел за продавцом, а после я услышал, как доносится его голос:
— Да, да, всё понял. Всё будет исполнено. Хорошо, я всё понял!
У меня с трудом получилось уловить тот момент, когда из руки старшего продавца за пазуху полицейского перекочевал небольшой мешочек. Похоже, что полиция сыграла свою роль и дальше действовать буду я.
После такой содержательной беседы капитан полиции кивнул старшему продавцу и взглянул на меня:
— Низший Бог Них Ера очень переживает по этому поводу. Он очень сильно расстроился из-за плутней своего продавца и желает лично исправить эту неприятную ситуацию. Он просит пройти с его продавцами в магазин. Благочестивый монах, надеюсь, что у тебя всё будет хорошо. Я не буду тебя провожать, думаю, что продавцы не посмеют тебя тронуть даже пальцем. Хотя, ходят слухи, что Них Ера гораздо злее, чем самый страшный Низший Бог Ур Од…
— Всё будет хорошо. Я ни капли в этом не сомневаюсь, — ответил я со смиренной улыбкой. — Думаю, что эта дурная история забудется завтра, как плохой сон. Всего доброго, друзья, и