— Делая шаг, делай и второй, Клут! Скажи мне!
— Я и так произнес слишком много. Но только потому, что ты — это ты. Ты сам все увидишь, Указавший Путь.
— Увижу — что?
— Кого. Хранителей.
— Хранителей? Каких Хранителей? Я никогда не слышал, чтобы кого–то называли так…
Клут улыбнулся ему. И сейчас, глядя в его ясные глаза, бывший архимаг поразился горькому умению ученого представлять из себя безумного. Клут молчал. Гархаллокс понял, что он не скажет больше ничего. По крайней мере, сейчас.
— Значит, все–таки у нас есть надежда? — спросил бывший архимаг.
Клут ответил ему тем, что выразительно опустил и поднял веки. Видимо, это означало — да.
— Так вышло, — сказал он еще, — я никак не могу стать Хранителем. Но ты, Указавший Путь, кажется, годишься…
Узкая и крутая лестница с выщербленными ступенями вела с нижнего яруса дворца в тюремные подвалы. Его величество король Гаэлона Эрл Победитель спускался туда, сопровождаемый только посыльным из свиты первого королевского министра Гавэна. Король никогда раньше не бывал в этих подвалах и без провожатого вряд ли нашел бы дорогу, тем более что посыльный вел его дальними коридорами, в которые даже случайно не забредал никто из вельмож. Посыльный бодро бежал впереди, освещая путь факелом. Но то и дело останавливался, чтобы подождать Эрла.
Король двигался медленно, беспрестанно болезненно морщился, будто каждый шаг давался ему с трудом. Хотя… впрочем, так оно и происходило. Ворот его мантии был высоко поднят — Эрл еще и придерживал его рукой, словно пытаясь скрыть свое лицо, серое и исхудавшее. Над воротником лихорадочно блестели в окаймлении гноящихся век глаза короля. А губы Эрл держал плотно сжатыми, ибо знал — открой он рот, и все, оказавшиеся в тот момент в радиусе нескольких шагов, задохнутся от жуткого гнилостного зловония.
Впрочем, смрадное дыхание и все более расползающаяся по телу чудовищная язва не так угнетали короля, как появившееся два дня назад ощущение того, что тело его все меньше и меньше принадлежит ему. Мышцы, ранее налитые юной силой, сейчас старчески одряхлели. В голове постоянно кружилась черная муть, путавшая мысли. Тело словно неотвратимо умирало, упрямо не желая отпускать из своего плена душу.
Вчерашний день король провел в своих покоях, ни разу не поднявшись с постели. Несмотря на все предосторожности, по двору уже поползли слухи о неожиданно приключившейся с его величеством хвори. Об этом не замедлил доложить тот же Гавэн, присовокупив к своему докладу еще и туманные известия о том, что его люди уже вышли на кое–какой след. И, возможно, очень скоро будет что противопоставить страшному недугу.
Эти новости не обнадежили короля. Проклятая позорная болезнь ослабила не только его тело, но и дух. Выплывая время от времени из дурнотного сна, он начинал осознавать, что жить ему осталось немного. Не дождется он, пока Гавэн завершит поиски путей к спасительному исцелению… И единственные, кто могут ему помочь, — это эльфы. Но обратиться к ним — значило стать презренным в их глазах. Дети Высокого Народа, мудрые и прекрасные, так далеко отстояли от человеческой подлой и грязной жизни, что даже и думать о снискании помощи с их стороны было для короля нестерпимо стыдно. Эльфы сражались на его стороне в войне против Константина, они гибли, жертвуя драгоценными своими жизнями во имя избавления людей от беззаконной и жестокой власти ужасного мага–узурпатора. Эльфы остановили свой выбор именно на нем, на нем одном, на Эрле, тем самым выделив его, подняв над остальным человечеством. И что получилось? Тот, кому суждено было стать величайшим правителем величайшей Империи за всю историю человечества, — оказался добычей собственной глупости, рабом низменной страсти… Одним неразумным поступком перечеркнув все, что было достигнуто им самим и эльфами, вложившими в него немалые силы. Разве Высокий Народ — узнай он о том, в какую мерзость Эрл вляпался, — посчитает его достойным чести стать властелином Империи людей?!
Наконец, натужно заскрипев, отворились перед королем и его провожатым массивные двери подвала. Стража, подчиняясь знаку посыльного, низко склонила головы — и не поднимала их, пока Эрл не прошел в темный и низкий коридор. В коридоре было полно охраны — больше, как показалось королю, чем было необходимо.
Пройдя по коридору и преодолев еще несколько пролетов ведущей вниз лестницы, Эрл переступил порог комнаты с низким потолком, тесно уставленной жуткими конструкциями, предназначенными для того, чтобы освежать память и развязывать языки упрямцам и молчунам. Король остановился на пороге пыточной комнаты и напряг мутнеющее зрение, чтобы оглядеться.
Здесь сильно пахло подземной сыростью, мокрым железом и еще чем–то кислым, неприятным. Горели укрепленные на стенах факелы, и в их свете он увидел большую группу людей: первый королевский министр господин Гавэн, несколько человек из его свиты — и еще два министра, наиболее приближенные Гавэну. Эрл заметил, как, кланяясь при его появлении, эти двое испуганно переглянулись. Заметил и вспомнил, что еще вчера приказал повернуть к стене все зеркала в своей опочивальне — кого угодно испугало бы измученное лицо юного короля.
«Эти–то почему здесь? — со злобой подумал Эрл, бредя меж пыточных орудий к людям. — Хотя… все равно от людей ничего утаить невозможно…»
— Зачем ты посылал за мной, первый министр? — стараясь, чтобы его голос звучал тверже, осведомился король. — Тебе разве не известно о том, что мне нездоровится? Я мог бы выслушать тебя в своих покоях.
— Ваше величество! — шагнул к нему Гавэн. — Прошу простить меня, но… ваше присутствие здесь было необходимо. Я послал за вами, но…
Гавэн выглядел несколько растерянным. Люди его свиты застыли, опустив головы и не поднимая взгляда на короля.
Первый королевский министр махнул рукой. Придворные расступились. На стене, у которой стоял Гавэн, на массивном, вделанном в камень металлическом кресте висел полностью обнаженный человек. Тело его было оплетено сложной системой цепей и колодок — такого типа кандалы использовались для удержания магов и колдунов. Пленить мага — штука сложная. Ведь для опытного чародея не составляет никакого труда прочесть заклинание и произвести пассы, превращающие самые надежные кандалы в труху. А суть предназначения этих кандалов заключалась в том, чтобы удерживаемый не мог пошевелить ни одним из членов своего тела и не произнес ни слова. Широкие обручи стискивали плечевые, локтевые и запястные суставы, пальцы были помещены в тесные железные колодки. Прикованные к нижней вертикальной части креста ноги оказались обездвижены таким же образом, даже на пальцах помещались тяжелые колодки. Кованые пояс, ошейник и тяжелый перехлест цепи, проходящий через грудную клетку, предохраняли от движений корпус человека. На лице прикованного чернела диковинная конструкция, слегка напоминающая намордник для боевых псов. Четыре пары клиньев держали челюсти в полуоткрытом положении, вытащенный изо рта язык был насажен на длинные шипы.
