— Нет, — уверенно заявила Хип. — Наши только защищались.
— Не вспомните заодно, какие принципы исповедует «Свобода»?
— Да, конечно… живи сам и давай жить другим. Зону нужно изучать, она может принести людям много пользы. Каждый свободен в своём выборе.
— И что, Лунь, вы скажете, что это плохо?
Вопрос был риторическим и Доктор не ждал ответа. Он ещё раз быстрым шагом прошёлся по комнате, встряхнул головой.
— Что-то я разошёлся на ночь глядя… вам, Лунь, отдыхать нужно, а я на вас такую гору информации. Непростительно с моей стороны так сбивать ваш режим. Спать, и немедленно!
***
Спать-то оно надо. Доктор плохого не посоветует. Да попробуй тут засни, когда лезут разные мысли, а Хип сидит рядом, на краешке койки, и такими глазами на тебя смотрит, что чувствуешь себя последней сволочью. Нет, взгляд её тёплый, ласковый, даже преданный, и улыбается, за руку меня держит. И от этого ещё невыносимее становится. Попробуй ты теперь, отвадь её от Зоны, выгони. Как нужные слова найти? Сталкеры от старости не умирают, ты ведь это знаешь, Лунь. И сама мысль о том, что может случиться с Хип в Зоне, резала хуже ножа. Знаем, проходили. Я всё же решился на этот разговор, хотя и не мог подобрать подходящих слов.
— Вот что, красавица. Ты уж не обижайся… но либо сама с Зоной завяжешь, либо я тебя в мешок упакую и на Большую землю отправлю. По почте, ценной бандеролью. И это не обсуждается.
Я ожидал резкой, даже взрывной реакции. Хип вместо этого чуть сильнее сжала мою ладонь и мягко улыбнулась.
— Опасная вещь Зона, так ведь, Лунь?
— Да, стажёр. Очень. — Какой странный вопрос. К чему она клонит?
— И в Зону ты меня больше не отпустишь?
— Нет.
— Так знай, что для меня Зона теперь там, за Периметром. Дикая, страшная, отвратительная. А здесь у меня родина, Лунь. Здесь я жить начала, в этой Зоне настоящего человека встретила, да, и полюбила его. И он меня тоже. Молчи, Лунь, не слепая, вижу всё. Неужели ты думаешь, что я теперь отсюда уйду? Никогда этого не будет. И ты не уйдёшь, сталкер, даже вместе со мной. Слышал, слово такое есть — любовь? Страшное слово, когда за ним ничего нет. Я поэтому и не верила раньше, что такая штука существует на свете, Лунь. Теперь знаю — да, существует. Это счастье. Ради этого мы живём. Здесь, в Зоне, на краю смерти, наше счастье будет острым и сильным, оно не умрёт в серых буднях, грязных сковородках и любопытных соседях. На словах ты меня гонишь, сталкер, но ведь глаза не врут…
— Что же ты со мной делаешь, девочка… — я откинулся на подушку. Вот и поговорили.
— Мама, а я сталкера люблю… Мама, а я в Зону с ним уйду! — полушутливо, на мотив почти забытой песенки пропела Хип. — Поправляйся, Лунь. Твой стажёр уже заждался продолжения практики.
Да, не ожидал я такого оборота. Ко всему готовился — и к слезам, и протестам, и себя настроил так, чтоб стоять на своём и ни в какую с Хип не соглашаться. Полное фиаско: яснее ясного мне стало, что стажёр сталкерскую дорожку уже не бросит, всё, поздно пить «боржоми». Зона такая штука, что прикипаешь к ней всей душой, и к серости «обычной» жизни вернуться уже просто не можешь. Да не в одной только Зоне дело… в глубине души я даже обрадовался тому, что Хип останется со мной. А дальше будь что будет. Успокоенный этой мыслью, я быстро заснул крепким сном. Без сновидений.
Потянулись дни… восстанавливался я быстрее, чем того ожидал Доктор, но к исходу второй недели всё ещё ходил с палочкой, как старик. Аппетит проснулся просто зверский, истощённый долгой лёжкой организм жадно требовал пищи и движения. И того и другого я давал ему в избытке, было даже немного стыдно перед Доктором за то, что фактически всё это время я сидел у него на шее, уничтожая недешёвые продукты и не принося никакой пользы. Про себя я решил, что первый же редкий артефакт из своей добычи непременно передам Доктору. Я исподволь, окольными путями разузнавал, что именно из хабара нужно для операций, заживления ран, исцеления болезней. Даже блокнотик завёл. Напрямую спрашивать избегал — разобидится Доктор так, что, может, и разговаривать не станет. Странный он всё-таки человек…
Определённый вклад вносила и Хип. Не то, чтобы это было лечением в прямом смысле этого слова, но её компания, улыбка, слово действовали на сталкера Луня, как порция «жизни» на облучённый в «горячем пятне» организм. Пару раз к Доктору приходили группы сталкеров-одиночек с плотно набитыми рюкзаками, приносили припасы, медикаменты и свежие новости. От них я узнал, что пока был в «отключке», а это ни много, ни мало почти шесть месяцев, случилось в мире едва ли не больше, чем за предыдущие два года. К примеру, я пропустил Четвёртую катастрофу, прозванную «Тихой» — Выброса, как в две тысячи седьмом, не случилось, но в сотне километров от границы Зоны, уже на территории Белоруссии, обнаружили несколько аномалий-«жарок» и стали поступать сведения о редких случаях мутаций домашнего скота. Территорию, названную Зоной-2, немедленно оцепили и эвакуировали всех жителей. Власть там сработала чётко: жертв ни среди гражданских, ни среди военных не было. «Монолит» и «Свобода» заключили пусть шаткое, но всё же перемирие — обе группировки почти развалились и ослабели настолько, что выяснять отношения между собой для них уже было самоубийством. И, объединившись, крепко всыпали «Долгу». Тот выслал несколько карательных отрядов, но толку от этого не было. Военные, как ни странно, на этот раз помогать долговцам не стали. Что касаемо самих военных, то их вмешательство в жизнь сталкеров стало минимальным — одну из частей, охранявших Периметр, перебросили на Урал, туда же были откомандированы восемь из четырнадцати ведущих учёных НИИ и большая группа лаборантов. Среди сталкеров поползли странные слухи, в которых упоминался Челябинск, какой-то «Маяк» и местечко с диковинным названием Кыштым. Что, вроде бы, и в Кыштыме, и на этом самом «Маяке» странные дела начали твориться, нехорошие. Новичок, на днях прибывший в Бар с Большой земли, болботал про Воронежскую АЗ, и про америкосов, которые что-то у себя в Неваде нашли и очень здорово при этом перестремались. Новичок этот, по общему мнению бывалых, был великим треплом, но то, что в НИИ приехала большая группа американских «ботаников» с очень нехилым грантом в комплекте, а цены на хабар пусть не сильно, но подскочили, наводило на интересные мысли.
Доктору эти новости не понравились. А после того, как он на персоналке просмотрел информацию, которую с оказией передал его старый знакомый Зотов, и вовсе помрачнел. Доктора с тех пор я видел редко — он теперь постоянно сидел в своём кабинете, а при встрече коротко кивал и говорил пару-тройку односложных фраз. Кося вскоре ушёл, Скиф тоже побыл у Доктора недолго. Пенка сутками пропадала в Зоне, и мне ничего не оставалось, как «соблюдать режим» и в компании Хип «гулять» вокруг бывшей базы отдыха, а ныне резиденции Доктора. База, построенная в восемьдесят пятом году, весьма неплохо сохранилась, хотя два лодочных сарая и домик сторожа давно сгнили в труху, наверное, ещё до того, как многочисленные заводи и протоки Припяти превратились в гигантское зловонное болото. Во время своих прогулок я видел остовы плоскодонных лодок в изжелта-бурых трясинах, ржавое решето катера рыбинспекции, облепленное какой-то странной красной шерстью, остатки дощатой пристани, так нелепо выглядевшей посреди мокрого кочкарника. Северный ветер иногда приносил смрадное дыхание теперь уже далёкой реки — смесь запахов плесени, прелой тины и гнилой воды. Что было там, за болотистыми пустошами и трясинами, что творилось на берегах Припяти, не знал никто. Сталкеры оттуда не возвращались. Даже Пенка никогда не ходила к реке, а ведь, казалось бы, для неё Зона — дом родной. Дурной славой пользовалось то место, хотя аномалия на Болоте — вещь редкая, и опасного зверья не то, чтобы много. Мутанты были, конечно, как без них, но большей частью мелкие, и при этом поразительно уродливые. Видел тут одного, псевдозмей рядом с ним красавцем покажется. Может быть, в предках этой твари птица числилась, по крайней мере, две костлявых ноги были как у аиста, и перья редкими грязными пучками торчали. И то ли шкура прозрачная, то ли этой шкуры и вовсе не было, но потроха разноцветные все наружу, петлями висели, бахромой. Идёт, курлыкает, кишкой, до земли свисающей, что-то в грязи ищет — потом уже разглядел, что это шея: на конце кишки голова безглазая и что-то, отдалённо клюв напоминающее. Пропал тогда ужин, так ничего и не съел, одного чаю только нахлестался. Берёшь бутерброд — а перед глазами сизо-красно-коричневое, кусты перьев и по перьям этим какая-то пакость ползает. Нет, Доктор, спасибо, что-то не хочется. Чайку вот разве что…
