— Потому что Президент считает, что время радикальных решений прошло.
— И обратился к нам?
— Совет хочет, чтобы мы попробовали уладить кризис другим путем. Отдать приказ ВКС никогда не поздно. Дела обстоят так: сейчас на Тайгере вроде бы демократия и к руководству пришла партия войны, считающая, что сможет достаточно расширить свои владения и вывести из затишья собственную экономику благодаря захвату нескольких планет. Война — их единственный шанс удержаться у власти. Заводы стоят, почва оскудела, минералов не было и в помине, армия с каждым днем становится все менее боеспособной. А левое крыло парламента вроде бы стоит за мир, и наши эксперты считают, что если сейчас ликвидировать лидера правых и еще двоих из партийной верхушки, состоятся перевыборы, с семидесятипроцентной вероятностью позволяющие левым прийти к власти. Даже если номер с выборами и не пройдет, мы сможем оттянуть войну на неопределенный срок.
— Все войны вытекают из экономики, — подытоживаю я. — Насколько я понимаю, в нашу задачу входит ликвидация правого лидера. Как мы это провернем?
— Мы как раз ведем с ним переговоры. Прямой связи как таковой у них нет, но нам удалось установить кое-какую аппаратуру, так что теперь мы можем видеть их на экране и отправлять им голограмму посла. По своей натуре лидер партии войны просто параноик, у него мания преследования в чистом виде. Никогда не является на переговоры, пусть даже и с голограммой, без сотни охранников в боевой броне. Конечно, до нас им далеко, но попытка устранить парня открыто слишком опасна и обернется большими потерями с обеих сторон.
— И где выход?
— Выход прост, как и все гениальное. Они ничего не знают о Гвардии, соответственно, и о ее возможностях тоже. Сегодня я, как обычно, отправляюсь на переговоры в виде голограммы, а потом, после того как я произнесу кодовую фразу, голограмма будет заменена мной самим, в оригинале, так сказать. Поскольку даже голограммы для них в новинку, они не заметят никакой разницы, а я смогу преодолеть неизбежный период дезориентации и положу всех троих. Наши психологи говорят, что с точки зрения произведенного эффекта казнь будет иметь устрашающий вид. Эффектно и эффективно, не так ли? Заодно продемонстрируем им наши технологии. Даже если перевыборов и не будет, это заставит их крепко задуматься, стоит ли с нами связываться вообще.
— Эффектно, да, — говорю я. — Но об эффективности можно поспорить. Не легче ли послать туда троих парней…
— …которые будут стоять и пялиться по сторонам, борясь с постпрыжковым состоянием, изображая из себя отменные мишени?
— Я не уверен.
— В чем?
— Ты слишком долго будешь находиться в прямом контакте с противником, что в таких случаях крайне нежелательно. Тактика подобных операций проста. Выстрел, и быстро ушел.
— Я и уйду сразу после выстрела.
— А сколько ты там будешь находиться до него? Каково твое время после нырка?
— Три и пять десятых секунды.
— И кто поставил тебя на такое задание? Это больше смахивает на попытку убийства.
— Я вызвался добровольцем.
— Класс, — говорю я. Вот теперь я готов согласиться с Морганом, Вселенная действительно полна идиотов. — Кто санкционировал акцию?
— Я, — сообщает знакомый голос капитана Харди. Проклятие, и как я раньше его не заметил? — И я не нахожу ваши возражения достаточно весомыми, чтобы откладывать операцию. У вас двадцать минут, солдаты. Готовьте оборудование.
— Но я…
— Вы, сержант, — презрительно говорит Харди, испепеляя меня взглядом, — повсюду таская с собой журналистов, видно, поднабрались от них дурацких привычек совать свой нос, куда не следует.
— Операция подвергнет жизнь агента неоправданному риску, — возражаю я. — Жак ведь даже не ликвидатор.
— Он вызвался добровольно, вы же слышали. А что касается риска, так вся наша работа состоит из него.
— Есть риск и есть риск. В данном случае…
— Прекрати, Макс, — взрывается Жак. — Когда речь идет о том, чтобы ТЕБЕ влезть в очередную мясорубку, ты никого не слушаешь и прешься напролом. Если же это должен сделать кто-то другой, ты превращаешься в занудную старую деву.
— Я все же считаю… — Черт побери, да Жак оперативник-то без году неделя.
— Хватит, — говорит Харди. — Время постпрыжковой дезориентации не позволит трем гвардейцам начать стрельбу сразу после перемещения, и за это время их могут убить. Я сейчас рискую одним человеком, а если выберу ваш вариант — подставлю под огонь троих!
— Вы можете послать Рейдена, если возникла такая уж необходимость. Его период адаптации равен нулю. Рейден уйдет оттуда прежде, чем они сосчитают трупы.
— Я не могу послать Рейдена! — орет Харди. — Потому что Рейден один, и я не могу затыкать им каждую дыру в оперативном плане. Рейден тоже не вечен, прах побери, рано или поздно нам надо будет научиться обходиться без него!
Будучи человеком объективным (по крайней мере, так мне хочется думать), я не могу не признать, что кое в чем Харди прав. Скажем, насчет того, что Рейден не вечен, я мог бы и поспорить. Пока не было никаких намеков на то, что он собирается покинуть Гвардию в частности и этот мир в целом. Но в том, что надо уметь обходиться и без Рейдена, Харди был прав. Только способ обучения он выбрал не самый разумный.
— Сэр, я уверен, что существуют и другие варианты…
— Не забывайтесь, сержант. Вы противоречите старшим по знанию.
— Инициатива в Гвардии ненаказуема, капитан.
— Порядки у нас стали слишком либеральны, — говорит он с чувством. — Соболевский, вы любимец прессы и по какой-то неизвестной причине нравитесь Полковнику. Но я хочу вас предостеречь. Вы ходите у самой черты, и когда вы ее перейдете, а вы перейдете ее обязательно, я буду рядом, и даже Полковник не сможет вас спасти. Мне жаль только, что я не могу посадить вас под арест прямо сейчас.
— Так точно, сэр. — Наш диалог начинает напоминать перепалку между майором ВКС и профессором с птичьей фамилией, имевшую место на Таурисе. — В свою очередь, хочу предостеречь вас, сэр, что независимо от того, чем закончится операция, я подам рапорт на имя Полковника, в котором изложу свою точку зрения.
— Подавайте, — рычит он. — Бумага все стерпит. Вы свободны, сержант.
— Порядки у нас стали слишком либеральны, — говорю я. — Так что я предпочел бы остаться.
— Как угодно! — Желваки ходят по его скулам, лицо наливается багрянцем ярости. — За работу все!
Жак усаживается в кресло перед голоэкраном, очевидно, тем самым, что будет показывать индивидуумов с противоположной стороны. Техники возятся с оборудованием прямой связи. Харди яростно взирает на происходящее, бросая не самые дружелюбные взгляды в мою сторону.
