Многолапое тело хищника, огрызаясь, сцепляясь между собой, умирая и убивая, неслось мимо нас. И мы – самые слабые из существ, задействованных в этом безумии, стояли, окруженные стремительно перемещающейся грудой мышц, клыков, когтей, роговых наростов – требующих крови, ослепленных яростью, способных видеть только плоть. Это существо, каждая клетка которого представляла собой овеществленное и ожившее желание убивать, – и мы. Больше в тот момент ничего не было, ничего не существовало, ничто не имело значения. Помню, как Сабж устало крикнул, что кончаются заряды, и крик его было едва слышен на фоне какофонии Волны. На самом деле этот сигнал Проводника уже был не важен, потому что мы не могли остановиться, прекратить стрелять, убивать, как убивало все вокруг, – мы не имели права позволить себе быть убитыми. Если бы кончились заряды, мы дрались бы на границе, что, в общем, тоже было не важно. Значение имели только два факта – наше желание выжить и их желание убить.
Я действительно не помню, сколько продолжалось наше противостояние. Просто в какой-то момент оказалось, что стрелять больше не в кого, а следом за осознанием этого на нас обрушилась тяжелая, гулкая тишина. Она не была злой, скорее, в ней было что-то сродни пустоте. Ведь тишина в общечеловеческом понимании – это не отсутствие звуков, а некое их гармоничное сочетание, в котором ни один звук не выделяется и потому скоро перестает восприниматься. Там же наступила тишина абсолютная, и ее нарушало только наше хриплое дыхание, диссонансные удары сердец и редкие порывы ветра. Ни птичьей переклички, ни стрекота насекомых – ничего. Тишина была настолько всеобъемлющей, что сама стала звуком. Наверное, даже в космосе не бывает тише, ведь там есть плеск волн, что-то еще. Здесь же овеществилось абсолютное ничто, как будто Бог нажал на клавишу «mute», устав от шума.
Я выронил дробовик и, спотыкаясь, побрел внутрь Нулевой. Навстречу шла Буги в окровавленной одежде, но, кажется, кровь была не ее. Опустив глаза, я понял, что выгляжу почти так же, и, судя по всему, тоже не был ранен. Все эти короткие, как сигналы азбуки Морзе, мысли не имели никакой экспрессивной окраски – чистая констатация. Мы выполнили задачу, остались в живых. Остальное неважно.
Зарослей дубовника вокруг Нулевой больше не существовало. Когда облако пыли осело, стали видны сломанные и перемолотые стебли кустарника, множество трупов и три измученных человека посреди этого безумия. Мы с Буги сидели, прислонившись друг к другу спинами, забыв о выросшей между нами стене. Сейчас нас разделяла только пропитанная потом ткань нашей одежды.
Мы остались живы и даже не пострадали. Нам повезло. Волна прошла по касательной к нашему убежищу. А может, это просто был наш день. О таких вещах очень трудно судить определенно.
Небо стремительно избавлялось от облаков, словно волна взбесившихся тварей принесла с собой порывы ветра. Не пройдет и часа, как вернется жестокое пекло. Тогда мы спрячемся под навесом и будем лежать, глядя на плохо оструганные доски над головой, не в силах ни уснуть, ни пошевелиться.
– Сегодня никуда не пойдем, – прохрипела в конце концов Буги, оттолкнулась своей спиной от моей и медленно, со стоном и ругательствами, поднялась на ноги.
– Да что ты говоришь! – ответил я, поражаясь, как эта железная леди нашла силы встать.
– Макс, – Буги, пошатываясь, пошла к навесу, – один раз передернуть помпу я еще смогу.
– Тогда застрелись, – согласился я и заставил свое тело оторваться от земли.
Сабж уныло привязывал желтую ленту на один из столбов, поддерживающих навес. Это был знак другим группам о том, что боезапаса в Нулевой больше нет. Того, что осталось, нам едва хватало на следующий отрезок пути. В ящиках всех Нулевых припасены ленты красного, зеленого и черного цветов. Красная означает, что нет продуктовых запасов; зеленая – полное опустошение зоны, то есть отсутствие и пищи и боекомплекта. А черная, самая страшная, сигнализирует, что Нулевая утратила свои свойства. Как правило, это выяснялось в последний момент и ценой чьих-то жизней, когда на группу, уверенную в своей безопасности, неожиданно нападали твари Эпицентра. Потому что даже Проводники этого момента не замечали, что уж говорить о нас, простых работягах.
Мы с Буги лежали на раскатанных спальниках.
– Завтра будет тяжело, – сказал Сабж, оглядывая дело своих рук. – Волна пригнала в этот район столько лиц хищной национальности, что завтрашний переход, коллеги, уже теперь можно смело назвать экскурсией в зоопарк Эпицентра. Кстати, Буги, не заняться ли тебе ужином?
– А почему мне? – Буги медленно приподняла голову.
– А это, сестренка, не что иное как яркий пример дискриминации по половому признаку. Мне бы хотелось перед завтрашним переходом пожрать чего-нибудь вкусненького, а стряпня нашего друга Макса никак не подходит под эту категорию.
– Точно, – кивнул я, – совершенно не вписывается.
– Ну тогда свари что-нибудь сам, – пожала плечами Буги.
– К сожалению, не могу, – усмехнулся Сабж, – мне надо подготовиться к завтрашнему дню. Причем на отдельном костре. Не думаю, что травки Проводников могут стать специями для человеческой еды. Так что, Макс, кончай отлеживать задницу. Нам нужны дрова на два костра, причем мне понадобится много. Я намерен соорудить небольшую донью.
– Может, лучше пристрелить его? – подумала вслух Буги.
– Патронов мало, – возразил я почти искренне и, постанывая, поднялся на ноги. Дров вокруг Нулевой теперь было хоть отбавляй. Оставалось только перетаскать их.
Когда гора сушняка выросла до вполне солидных размеров, я с удивлением обнаружил, что, несмотря на следы усталости, ощущаю какой-то необъяснимый прилив энергии. Оживилась и Буги. Она бродила вокруг небольшого костерка, на котором готовила ужин, напевала что-то веселое себе под нос и даже слегка пританцовывала. Только Сабж все так же сидел около своей доньи и изредка помешивал в котелке ложкой, привязанной к длинному стеблю дубовника. Однако, возвращаясь с последней связкой дров, я заметил его хитрый взгляд, как бы невзначай брошенный на нас с Буги. И только тогда понял, что вот уже какое-то время ощущаю терпкий, но приятный травяной запах, исходящий, судя по всему, из котла Сабжа.
– Сабж, я заметил твой взгляд. Что у тебя там за варево?
– Я же сказал, – уже открыто рассмеялся Сабж, – травки Проводников. Всегда любил наблюдать, как их запах действует на простых смертных.
Буги оторвалась от стряпни и потянула носом:
– Пахнет, как трава, а действие похоже на спиды, только без дикого оживления. Одна... – Буги задумалась, глядя вверх, – энергия, что ли. И в голове чисто. Представляю, что будет, если глотнуть твоего чайку, Сабж.
