не очень удобно, но можно протопить печь, и не дует. Надолго вы не задержитесь, я так понимаю. Воины разместятся в амбаре, а тебя, ваша милость, размещу в доме.
– Хорошо, Тоймар, со мной еще девушка, ее тоже надо будет разместить в доме.
– Разместим, ваша милость. И зовите меня Аргуфен, я привык к нему. Сейчас я открою ворота и всех запущу. Вы тут подождите.
Он сходил к воротам, широко их открыл, и всадники проехали внутрь двора. Слезли с коней и повели их следом за Аргуфеном в обширный сарай.
Хойскар осмотрелся и одобрительно произнес:
– Хозяин, мы тут останемся с лошадьми.
– Тут будет холодно…
– Не страшно. У нас обогревательные амулеты. Да и лошадям будет теплее. Сено есть. Спать есть где. Не беспокойся. Забирай вот эту девушку и иди в дом, мы тут сами разберемся.
– Ну, как скажете, – не стал спорить Аргуфен и вернулся с Милой. Повел Артема и девушку в дом.
В хорошо протопленном помещении Мила разомлела, потерла замершие руки и сняла с головы пуховый платок. Скинула лисью шубу и повесила на крючок у двери. Прошла к столу и села.
– Сейчас что-нибудь поснедать соберу, – забеспокоился хозяин. – Кура есть вареная, капуста квашеная, хлеб…
– Спасибо, хозяин. Ты не беспокойся, мы сами себя обеспечим едой, – отказался Артем. – Покажи, где расположиться на ночь мне и девушке.
– Комнат всего две – эта и спальня. Я привык на лавке спать, спина побаливает. Девушка ляжет на кровати, а тебе, ваша милость, постелю на полу у печи.
– Хорошо, спасибо. – поблагодарил Артем и приступил к расспросу. Что тут нового случилось после его отъезда? Кто в полку командует? Есть ли в городе важные церковники? Ходят ли караваны на север?
Узнал, что один из важных церковников оказался прибывший вместо убитого во время бунта отца Ермолая, другой – инквизитор отец Блум, худой и злой, как сто демонов. Он тут командует отрядами инквизиторов. В городе с их прибытием стало жить страшно. Инквизиторы злобствуют. Сожгли, как еретиков, больше десятка зажиточных граждан и забрали их имущество. Живут в отобранных домах. Нос за реку не суют. Сунулись было однажды, да сгинули. Народ ропщет.
Узнав, что нужно, Артем задумался.
Не зря он сюда прибыл. Это было правильным решением. Понимать, что на тебя нападут, – это одно. А самому увидеть собственными глазами масштаб приготовления к войне – это совсем другое. Да и захотелось ему повидаться с новым инквизитором вполку и захватить того. Только после этого инквизиция тут такое устроит, что половину города изведут. А если… взять и нанести удар по всем инквизиторам в городе? Так сказать, тайно убить всю эту братию и тут же перебраться за реку. И городу помочь, и страх на инквизиторов навести. Побоятся мстить. Поймут, что это чревато. Притихнут. Север – он такой жесткий.
– А скажи, Аргуфен, ты знаешь дома, в которых живут инквизиторы?
– А кто ж не знает. Все как есть в центре. Один за одним. Там и новый полковой инквизитор поселился. Ежели надо, то поутру раненько пробежимся, и я все дома покажу.
– Хорошо, так и сделаем, – кивнул Артем.
Вскоре Хойскар принес сытный ужин. Артем и Мила поели. Хозяин от приглашения разделить трапезу отказался.
– Вечерял уже, – сказал он и пошел стелить постель. Вернулся, доложил, что все готово. Лег на тулуп на широкую лавку и задремал. Артем зажег светляк, потушил масляную чадящую лампу и направился в спальню. У печи лежал тюфяк, накрытый серым армейским одеялом. Он положил на тюфяк полушубок и сел. Снял сапоги, намотал на них портянки и поставил у печи в ногах. С удовольствием разоблачился до нательного белья и, укрывшись одеялом, лег. За ним тихо, почти неслышно, вошла Мила и тоже стала раздеваться. Артем закрыл глаза, но не выдержал и приоткрыл их. Мила сидела на кровати в одной юбке и расчесывала волосы. Нательная белая полотняная рубаха натянулась на груди, и сквозь тонкую ткань отчетливо проступали соски. Девушка встала, сняла юбку и открыла на обозрение Артему полные стройные ноги до колен. Встала на четвереньки, показав крепкий соблазнительный зад, и стала поправлять подушки.
Артем вспотел от вида ее сочной задницы и стыдливо прикрыл глаза. Отвернулся к печи и стал считать баранов.
«Один, два, – мысленно проговаривал он, стараясь отогнать от себя подступавшие видения полураздетой девушки. Он не ожидал от себя, что она неожиданно его заинтересует как женщина. – Двадцать, двадцать один…»
На двадцать втором баране его обняли нежные теплые руки. Артем напрягся. Мягкие губы жарко прошептали на ухо:
– Не могу терпеть, Артемушка, возьми меня…
В другое ухо зашептал совсем другой голос:
– Возьми ее, она твоя и моя избранница…
Умом Артем понимал, что он делает неправильно, но то, что с ним произошло дальше, было выше его морально-волевых сил. Он, не владея собой, повернулся к девушке и рукой ухватил ее грудь. Мила громко застонала и зубами прикусила воротник полушубка.
Дальнейшее происходило как в тумане. Светляк погас, и в отсвете горящей печи он видел страстно закинутую голову Милы. На ее обнаженном, послушном его рукам теле играли отсветы огня, разжигая в нем пламенеющую страсть. А вспыхнув, страсть поглотила его с головой. Они оба отдавались ей с жадной ненасытностью, без устали и перерывов. Перебрались на кровать. Меняли позиции, бесстыдно ласкали друг друга, как ласкают только опытные любовники, не знающие запретов. И уже под утро, усталые и опустошенные, упали на кровать и отдались во власть Морфея. Ему приснилась Хойсира. она стояла у кровати и смотрела не него. Ее губы дрожали, на глазах выступили слезы, и в них читалась боль.
– Хойсира? – спросил Артем. – Что ты тут делаешь?
Видение дикарки дернулось и пропало.
Не успел Артем закрыть глаза, как его затрясли за плечо.
– Ваша милость, – тихо произнес хозяин дома, – пора нам. Вставайте.
Артем открыл глаза и увидел над собой склонившегося Аргуфена с масляной лампой в руке. Себя – лежавшим на кровати вместе с Милой. Одеяло съехало с нее, открыв бесстыдно широко раздвинутые ноги. Артем быстро накинул на девушку одеяло и прошептал:
– Я сейчас, Аргуфен. Уже встаю.
Хозяин, держа перед собой масляную лампу, вышел из спальни.
Артем почувствовал стыд от содеянного, чувство того, что он предал любимую, тяжелым обручем охватило его сознание. Он глянул на девушку и с болью подумал, как слаб мужчина против женской красоты и похоти.
Скинул одеяло и сел. Уже окончательно проснулся и уставился в темноте на свои голые ноги. Зажег светляк и стал искать одежду.
Он с
