Прыгнув вперед, Эцио схватил византийца за костлявую руку, не позволив нанести смертельный удар. Обломок грифа он глубоко вонзил в левый глаз несостоявшегося убийцы. Византиец остановился как вкопанный. Джамбия выпала из его пальцев и с лязгом ударилась о мраморный пол. Следом упал и сам тамплиер.
Во дворе стало тихо. Гости окружили Эцио и Сулеймана, держась на почтительном расстоянии. Телохранители попытались вмешаться. Сулейман взмахнул рукой, останавливая их.
Принц убрал свой кинжал и слегка вздохнул. Затем шагнул к Эцио. Со стороны принца это было проявлением особой чести. Гости не удержались от изумленных возгласов.
– Рад видеть вас снова, mio bel menestrello[44]. Я правильно произнес слова?
– Безупречно.
– Сожалею о вашей лютне. Куда более прекрасный инструмент, чем меч.
– Вы правы. Но лютней не спасешь жизни.
– Кто-то мог бы с вами поспорить.
– Наверное. При других обстоятельствах.
Они оба улыбнулись.
– Оказывается, вы – принц и правитель. Есть ли вообще хоть что-то, чего вы не умеете делать?
– Есть. Я не разговариваю с незнакомыми людьми, – ответил принц, слегка поклонившись. – Меня зовут Сулейман Осман.
– Эцио Аудиторе… – представился ассасин и тоже поклонился.
К ним подошел человек в такой же одежде, как и у остальных телохранителей. Наверное, сержант.
– Прошу прощения, мой принц. Меня послал ваш дядя. Прошу вас подтвердить, что вы не пострадали, чтобы я мог передать это принцу Ахмету.
– Где он?
– Ждет вас.
Сулейман холодно взглянул на сержанта:
– Передай ему, что благодаря этому человеку я не пострадал. Но ни ты, ни твои подчиненные благодарности от меня не дождетесь! Надо же! И это янычары! Цвет турецкой армии. Вас полным-полно во дворце, но никто не сумел защитить меня – принца султанской крови. Где ваш капитан?
– Тарик Барлети отсутствует. Он… выполняет поручение.
– Ах, поручение! Тебе не стыдно произносить такие слова в присутствии чужеземца? У нас армия или ватага мальчишек, решивших поиграть в войну?
Сержант был настоящим великаном, но сейчас он дрожал, как испуганный ребенок, которому устроили взбучку.
– Распорядись, чтобы убрали тело. Перед гостями нужно извиниться и попросить покинуть дворец. Затем вызовешь Тарика на заседание дивана![45]
Сержант заторопился уйти.
– Уму непостижимо, – сказал Сулейман, поворачиваясь к Эцио. – Янычары – телохранители султана.
– Но не его семьи?
– Получается, что так. – Принц уважительно посмотрел на Эцио. – Я не хочу покушаться на ваше время, но есть… кое-что, о чем мне хочется знать ваше мнение. Кое-что весьма важное.
Юсуф стоял вблизи дверей и делал Эцио знаки. Гости медленно расходились.
– Дайте мне немного времени, чтобы переодеться, – сказал Наставник ассасинов, подавая ответные знаки товарищу.
– Хорошо. Мне все равно нужно кое-что устроить. Когда будете готовы, встретимся у дверей дивана. Мои слуги вас проводят.
Сулейман хлопнул в ладоши и удалился в ту же дверь, из какой выходил.
– Неплохое представление ты тут устроил, – похвалил Эцио глава константинопольских ассасинов. Они покидали дворец в сопровождении пары личных слуг юного принца Сулеймана. – Без тебя мы бы ни за что не получили приглашение на заседание дивана.
– Я бы не получил приглашения, – поправил соратника Аудиторе.
Вскоре Эцио проводили к дверям зала совета, где обычно обсуждались и решались государственные дела империи. Сулейман уже ждал его. Молодой человек выглядел собранным и внимательным.
– Я созвал собрание с участием принца Ахмета – моего дяди – и капитана Тарика Барлети, – без обиняков заговорил Сулейман. – Но вначале я должен вам кое-что объяснить. Янычары верны моему деду, но их разозлил его выбор преемника.
– Ахмета?
– Да. Янычары поддерживают моего отца Селима.
– М-да, – пробормотал Эцио, обдумывая услышанное. – Чувствую, вы находитесь в трудном положении. Но скажите, как во все это оказались замешаны византийцы?
Сулейман покачал головой:
– Я надеялся получить ответ от вас. Вы готовы мне помочь дознаться правды?
– Я сам их выслеживаю. Пока наши интересы не противоречат друг другу, для меня будет честью помочь вам.
Сулейман загадочно улыбнулся.
– Тогда я должен принять то, что мне предлагают… Видите башню? Наверху есть люк. Поднимитесь туда и откройте его. Вы увидите и услышите все, что происходит на собрании.
Эцио кивнул и быстро ушел. Сулейман толкнул дверь зала заседаний.
Пока ассасин взбирался наверх, собрание уже началось. С каждой минутой обстановка становилась все более накаленной. Длинный стол, за которым собрались участники разговора, был устлан бергамскими коврами. Позади стола висела шпалера, изображавшая Баязида в окружении сыновей.
Ахмет был решительным мужчиной сорока с лишним лет. Чалму он снял, обнажив короткие темные волосы. Такого же цвета была и его окладистая борода. Ахмет успел переодеться, и к белизне его наряда добавилось еще два цвета: красный и зеленый. Подняв люк, Эцио сразу же услышал гневную тираду Ахмета:
– Прислушайся к словам моего племянника, Тарик. Твоя расхлябанность граничит с государственной изменой. Подумать только! Сегодня итальянский лютнист посрамил твоих янычар! Уму непостижимо!
Лицо Тарика Барлети было испещрено шрамами. Его борода успела поседеть. Он угрюмо смотрел на Ахмета.
– Эфендим, целиком с вами согласен. Это непростительный случай. Я проведу полное расследование.
– Нет, Тарик! – возразил Сулейман. – Это я проведу расследование. Причины, думаю, вполне очевидны.
– Evet, sehzadem[46], – торопливо кивнул Тарик. – Вы определенно унаследовали мудрость вашего отца.
Ахмет бросил на капитана испепеляющий взгляд.
– И его нетерпеливость, – ответил капитану Сулейман.
Он повернулся к дяде и официальным тоном произнес:
– Сехзад Ахмет, мне радостно видеть тебя целым и невредимым.
– Я могу сказать то же самое, Сулейман. Да убережет тебя Аллах.
Эцио понимал: Сулейман вел какую-то затяжную игру. Между тем юный принц встал и позвал свиту.
– Сейчас я вас покидаю, – объявил Сулейман. – Можете не сомневаться: очень скоро я представлю вам свой отчет об этом возмутительном происшествии.
Сопровождаемый слугами и телохранителями, он покинул зал совета. Тарик Барлети тоже встал, готовясь уйти, но принц Ахмет задержал капитана.
– Тарик-бей, можно тебя на пару слов?
Капитан остановился. Ахмет поманил его подойти ближе. Тон старшего принца был вполне сердечным. Говорил он негромко. Эцио напряг слух.
