Только сейчас, сев и закашлявшись от стылой, пронизывающей ясности воздуха и глядя на это невозможное солнце, я понял наконец, как непоправимо, невозвратно далеко позвал меня голос в телефонной трубке. Что-то там было про преступление, которое нужно было раскрыть и ликвидировать его последствия – только совсем, совсем другими словами.
Я осторожно, чтобы не растолкать остальных, встал и только тут увидел Куниэда Като. Юный самурай сидел спиной к нам, лицом к восходу, у самого края обрыва, но среди метелок высокой травы, чтобы его нельзя было заметить снизу. Я подошел к нему и сел рядом: глаза Като были открыты, он неподвижно глядел на восход, как-то слишком неспешно разгоравшийся над горизонтом, руки ровно лежали на коленях, сдвинутых вместе.
Медитирует, подумал я. Уважаю.
Я тоже посмотрел немного на рассвет, окончательно убедившись в том, что красное светило вовсе не спешит выползать из плотных слоев атмосферы. За прошедшие десять минут на Земле оно давно бы поднялось надо горизонтом, обретая слепящую яркость. Здесь же оно едва сдвинулось вверх. Только та планета, что ползла по его диску, сейчас сместилась на самый его край, противоположный яркой ровной полоске, и вокруг ее черного кружка отчетливо видны были яркие рожки освещенной с обратной стороны атмосферы.
Сзади послышался душераздирающий зевок, шаги, и возле меня в траву опустился Дик.
– Чего рано так поднялся? – спросил Дик. – Рассветы тут долгие. Очень сильная рефракция. Оно полчаса будет висеть над горизонтом. Потом пулей помчится вверх.
Дик говорил на том самом певучем языке почти из одних гласных. Я понимал Дика. Я не удивлялся: мне же вчера дали таблетку, чего тут удивляться-то.
– Как называется этот мир? – пропел я сам, удивляясь только, как мне удается выделить эти три разных тона в одном и том же слоге «оа».
– Новая Голубая Земля, – ответил Дик, расчесывая бороду пятерней. Я вчера видел, что у Дика есть расческа, но уже успел понять, что Дику нравится походная жизнь и он охотнее ест с лезвия, даже если в корпусе его складного ножа прячется вполне приемлемая трехзубая вилка. – Это – Новое Солнце. На ваше земное Солнце оно, как видишь, мало похоже. А вон те две планеты видишь?
– Вижу.
– Одна из них – Мир-Гоа. Там добывают трансуранидовый конгломерат. Не знаю, какая из них. И как вторая называется – тоже не знаю.
– Ты тут живешь?
– Нет. Бывал когда-то. Два раза. Давно, лет двенадцать назад.
– А где ты живешь?
– В космопорте.
Я не стал спрашивать, где находится этот космопорт. Не хотелось казаться совсем уж невеждой.
Дик искоса посмотрел на меня.
– Тебе сколько лет?
– Двадцать два.
– Гм-м, непохоже. Хотя да, в ваше время двадцать два – это как сейчас четырнадцать-пятнадцать…
Я не стал уточнять. Потом все пойму.
Куниэда слева глубоко вздохнул и сделал низкий, долгий поклон в сторону светила, коснувшись волосами сырой от росы травы. Потом сел поудобнее, скрестив ноги, и улыбнулся.
– Странное чувство, – сказал он хрипловатым голосом. – Вы говорите на чужом, варварском языке – а я все понимаю и даже сам могу говорить на нем.
– Теперь мы все будем понимать друг друга, – серьезно сказал ему Дик. – Ты самурай, Като?
– Еще нет. Мне только пятнадцать лет, хотя, как видишь, я уже ношу прическу воина. Я – сын самурая. Мой отец, воин Куниэда Муроноскэ, служил князю Цугивара, пока не погиб при осаде Цугиварадзимы, когда Минамото под началом Асикага Ёсикиё обрушились на Тайра, и Хэй отступили в наши места. А мой старший брат, воин Куниэда Макото, служил князю Оно, младшему в роду Цугивара, под началом самого Ёсинака. Но я еще не состоял на действительной службе, когда голос какого-то ками… ну, духа, как это сказать… голос из моего кодати, малого меча, позвал меня.
– Что тебе было сказано? – с живейшим любопытством спросил Дик.
Като засмеялся, обнажая в улыбке два белых передних зуба.
– Я теперь уже не смогу объяснить. Я только понял, что свершилась где-то величайшая несправедливость, и исправить ее без меня невозможно, и теперь здесь будет мое служение.
– Да-а… – Дик задумчиво подергал себя за косу. – Ким, а у тебя?
– Примерно то же. Только голос был не из меча, а по телефону.
Дик хмыкнул.
– Мне тоже позвонили. И та же история: ничего не помню, но нисколько не сомневаюсь, что все правильно.
Он засмеялся. Смех у него был хороший: так, наверное, смеются очень независимые, раскованные и умные люди. Мне, во всяком случае, не так уж часто приходилось слышать такой смех.
Сзади подошел, зевая, Святослав.
– Вот и говор у нас общий образовался. Дик, немчине, это от тех красных крупинок, что ты нам дал вчера?
Дик с интересом глянул на витязя.
– Правильно угадал. Ты, Святослав, тоже воин?
– Воин, – подтвердил тот, усаживаясь слева от Като. – Дружинником я был у князя нашего, Василия Ольгердовича. Только я и сам князь. – Он смущенно усмехнулся. – Младшего, правда, роду. Ну, отец мой, Ингварь Олегович, Ольгердовичу двоюродным братом приходился, по линии стрыя его, Брыксы. Так что простым копейщиком не поездил я, сразу десяток водил.
Я заинтересовался:
– Где вотчина твоего князя?
Святослав Ингварьевич махнул рукой куда-то в сторону.
– Забровск. У Галызни.
– Какой земли-то?
– Да в том-то и которы. Ольгердович-то, он за Волынь стоял. А отец его, светлейший, он за Галич. Семь лет уж рядились.
Я глубокомысленно покивал головой. О Галицко-Волынской земле после школьного курса истории я знал только, что был там какой-то Даниил. Что за Даниил, когда он был, чем занимался – убей, не вспомнить теперь.
Я перевел взгляд на Дика.
– Ну, а ты тоже воин?
Тот засмеялся.
– Да нет. Плазмоган-то охотничий. И калибр у него не боевой, побольше будет. Это на большого зверя. Вообще-то это антиквариат. С ним еще мой дед на тагира ходил, на Леде. А я сам – мирнее некуда. Я камераман.
– Оператор телевизионной камеры, – пояснил я сам себе.
Дик уважительно кивнул.
– А не так уж ты от наших времен и далек. Да, верно. На телевидении мне тоже пришлось поработать. Зовут меня полностью Ричард Лестер. Член Имперской гильдии профессиональных камераманов.
– Ты ведь постарше нас. Святослав Ингварьевич, тебе сколько?
– Восемнадцать.
– Ну вот, видишь. А тебе, Дик?
– Это точно, – отозвался Дик. – Постарше я. Мне тридцать пять.
Позади Дика, рядом со мной, сел неслышно подошедший Ланселот.
– О, я слышу, таблеточки подействовали. Вот и славно. Молодец, Дик. Я сам не догадался. Впрочем, у меня таблеток нет с собой – съел все, надо было с неделю назад кое-чего подучить перед работой.
