верши и стал складывать рыбу в берестяной туес, выбирая более крупные рыбины, а мелочь бросая в воду.
Набрав достаточное количество рыбы, чтобы мог донести до деревни, и вернув верши в старицу, я с тяжелым грузом на плечах направился в обратный путь через лес, опять погрузившись в размышления о своих планах. До Харевы можно добраться двумя способами: во-первых, можно доплыть на лодке по реке, но для этого, как минимум, нужно иметь эту самую лодку, а вещь эта довольно дорогая и сложная в изготовлении, кроме того, на реке довольно опасно — людоловы были бы рады встретить одинокого путника на лодке. Во-вторых, можно присоединиться к купеческому каравану, который приходил к нам каждую осень, после сбора урожая, но тут не ясно, сколько это будет стоить и согласятся ли меня взять, если отец будет против — пока я, разумеется, не декларировал своё желание уйти из рода и с купцами эту тему не обсуждал. Есть ещё вариант идти пешком, но это гораздо сложнее чем передвигаться по воде, хотя и проще в организационном плане — встал и пошел.
Когда я в этих раздумьях прошел по лесу пару километров, то из-за кустов мне навстречу вышел крупный волк, который, скаля острые зубы, встал у меня на пути.
— Привет, серый — поздоровался я со старым знакомым, после чего вытащил из туеса крупную рыбину и бросил её зверю, тот ловко поймал угощение на лету и бесшумно скрылся в зарослях с добычей в зубах.
С этим волком я впервые повстречался в июне прошлого года, когда возвращался с очередной рыбалки, а он также как и сегодня вышел мне навстречу, заступив дорогу. Сперва я схватился за копьё, но, увидев, что зверь не спешит нападать, решил попробовать решить дело миром и бросил ему рыбину. Сработало. С тех пор серый рэкетир встречал меня из каждого похода на Днепр. А ходил я туда ежедневно за исключением зимних месяцев и редких праздников, когда всё племя отдыхало и веселилось.
Больше на обратном пути никаких происшествий не случилось, и через час я благополучно вернулся в свою деревню. Подойдя к летней кухне, где суетились женщины, среди которых была и моя мать, я отдал им туес с рыбой и лег на травку поблизости — устал, пока тащил на своем горбу эту тяжесть.
На следующее утро я проснулся позже всех односельчан из-за того, что мне ночью снилась Тюмень и тренировка в секции рукопашного боя. Сергей Егорович, мой тренер, нещадно гонял меня по рингу, требуя правильно защищаться от ударов дубинкой.
— В глаза смотри, бездельник, в глаза, тебе говорю! Как ты ставишь ноги болван?! Под руку ныряй и ножом в печень, резче, резче бей!..
После таких снов я просыпался уставшим, как будто ночью разгружал вагон с углем. Однако полученные во сне навыки сохранялись у меня и в реальной жизни, что не могло не радовать. Открыв глаза, я ещё немного полежал, разглядывая окружающий меня убогий интерьер и размышляя о странном сновидении — ведь в реальности на той секции мы занимались только рукопашным боем, а работу с ножом и другим холодным оружием я осваивал уже в польском клубе реконструкторов. А вот Сегей Егорович выглядел вполне натурально… Вот только и нож, которым я его множество раз ударил в печень, был вполне настоящим боевым клинком. Ну да ведь это всего лишь сон, который и не должен быть реалистичным.
Выбравшись из землянки, я увидел, что солнце уже поднялось над кронами деревьев, мужиков в деревне нет, а женщины заняты кто чем — кто-то хлопочет на кухне, кто-то обихаживает скот, а моя двоюродная сестра Любава, которой этой осенью предстояло выйти замуж, приглядывала за четверкой малышей, устроивших возню около дальней землянки.
Родичи знали с моих слов, что иногда я вижу плохие сны — то за мной гоняются страшные звери, то приходится драться со странными людьми, после чего я просыпаюсь поздно и уставшим. Здесь ко снам относились гораздо более серьёзно, чем в ТОМ мире, их обсуждали, пересказывали, пытались найти сокровенный смысл или предсказания. Вот и сейчас, когда я, умывшись, уселся за стол, мать поставила передо мной глиняную миску с кашей, чашу, наполненную молоком, и с нежным сочувствием спросила:
— Сон плохой снился?
— Ага, — кивнул я, — С крепким мужиком дрался, он на меня кричал, а я его бил ножом.
— А из-за чего дрались-то хоть?
— Не знаю, — вздохнул я.
— А что он кричал?
— Говорил, что я драться не умею и удар у меня слабый.
Мама задумчиво покачала головой и с грустью в голосе произнесла:
— Ой, не к добру это! — Так она говорила всякий раз, когда я рассказывал о плохих снах.
— Сколько уж их снилось, а ничего не происходит, — оптимистичным тоном ответил я матери и принялся за кашу.
Закончив завтрак, я собрал своё нехитрое снаряжение и отправился к реке, размышляя о своей скучной жизни — здесь у меня постоянно был день сурка с небольшими вариациями. Но летом ещё жить можно, а вот зимой вообще тоска…
Дойдя в раздумьях до реки, я, по обыкновению, убедился, что верши полны рыбы, а затем приступил к добыче жемчуга. Примерно через час работы, осмотревшись по сторонам, я увидел лодки, медленно поднимавшиеся против течения. До них было ещё далеко, поэтому я спокойно собрал в туес выброшенные на берег раковины и в среднем темпе потрусил к лесу. Ширина пойменного луга здесь была около трехсот метров, поэтому уже через пару минут я скрылся за деревьями и продолжил наблюдение. Вообще лодки я здесь видел почти каждый день — это могли быть, как относительно мирные торговцы, так и людоловы, которых с каждым годом становилось всё больше.
Наше племя ведь существовало не в вакууме — сравнительно недалеко были и другие славянские племена, с которыми мы поддерживали как торговые, так и матримониальные отношения — менялись невестами. Кроме того, как я уже упоминал, мы довольно тесно общались с голядью. А раз в году, после сбора урожая, к нам приплывал торговый караван Торопа — купца из Харевы. Поэтому сведения о происходящем в окружающем мире до нас исправно доходили, и мы знали, что людоловов с каждым годом становится всё больше. Этим безнравственным бизнесом промышляют как ляхи, которые добираются до Днепра по Припяти, так и некоторые древляне, живущие в лесах вдоль Днепровского правобережья, да и некоторые представители других племен тоже этим промыслом не брезговали, хотя на
