что мы хотим вернуть себе право на собственный мир?..
— Начнём с начала. Имя?
— Алеф, — чуть слышно произнесла я, раздавленная этой огромной массой, с которой мечтала стать единым целым.
— Имя неканоническое. Причина?
Всё ему известно. И имя, и причина. Он не сводит глаз с досье. Проверяет меня? Буду ли я лгать? Какой безумец станет лгать в такой ситуации? В этом же нет ни малейшего смысла.
— Я была рождена от плотского союза мужской и женской особи. Они не имели права дать мне имя из канона, поэтому нарекли, взяв буквы из собственных имён.
Безопасник перевёл взгляд на меня. Я, как щитом, закрылась белой ментомой. Она всегда скрывала всё. Радость и боль, счастье и горе.
— Как их звали?
— Альвус и Еффа.
— Что заставило их пойти на такой шаг, как зачатие ребёнка столь примитивным способом?
— Этого я не знаю. При зачатии меня не было рядом.
— Они не рассказывали об этом?
— Они умерли, когда мне было лишь четыре года. Тогда я ещё не готова была задавать такие вопросы и слышать на них ответы.
— Причина смерти?
— Очередная вспышка Чёрной Гнили. У них началась активная фаза.
Ментом не было. Однако мне казалось, что безопасник удовлетворён услышанным. По крайней мере, я не отклонилась от правды, зафиксированной в его невидимом досье на меня.
— Как и все жители земли, ты заражена спорами Чёрной Гнили.
— Да, обследование подтвердило, что споры находятся в стазисе.
— Ты отдаёшь себе отчёт в том, что они могут начать развиваться в любой момент?
— Как показывают данные статистики, такие случаи крайне редки. Если болезнь не развилась сразу, она остаётся в стазисе до конца жизни носителя. Я точно так же, как все, рискую лишь попасть под новую вспышку. Или волну. Я слышала, что в Безграничье их называют волнами.
Если у меня и получилось произвести на безопасника впечатление своей осведомлённостью о сленге Безграничья — виду он не подал.
— Взгляни на эту статистику.
Он сделал движение пальцем, и его личная голограмма стала видима мне. В воздухе висел круг, залитый красным примерно на две трети. Одна треть оставалась бирюзовой.
— Данные за сотню лет, — сказал безопасник. — Шестьдесят пять процентов заражённых спорами земных обитателей при работе на дальних станциях заражаются Чёрной Гнилью. Малейшее промедление — и идёт волна. Родившимся в Безграничье эта волна не угрожает, она идёт на землю, зачастую не доходит. А в вас словно бы чувствует «своих». И будит споры.
Этой статистики я не знала.
Долго смотрела на агрессивно-красный кружок, потом сверкнула белой ментомой:
— Ну что ж… Значит, придётся работать без промедлений.
— Это будет зависеть не только от тебя. На станции ведётся работа в составе пятёрки.
— Значит, я постараюсь собрать пятёрку, которая не допустит промедлений.
— Собрать? — переспросил он. — Извини, но даже беглый анализ твоего спектра показывает, что лидерские качества у тебя отсутствуют. Ты ничего не будешь собирать. Это тебя — соберут. Если повезёт. Собирая пятёрку, обычно надеются существовать вместе долго. Лишь через пять лет совместной деятельности пятёрка раскрывает свой потенциал на семьдесят процентов. Таких, как ты, неофициально называют «расходниками».
Моя белая ментома продолжала сверкать, сбивая с толку безопасника. Из-за этой белизны он не мог понять, что я чувствую. Он умел скрывать свои чувства, его этому, верно, учили. А я не должна была такого уметь. Но Еффа с детства воспитала меня так. И я всегда встречала мир лишь этой белой ментомой.
Кого-то она выводила из себя. Кто-то считал её милым чудачеством. Но измениться я уже не могла, да и не хотела.
— Ты хочешь напугать меня, чтобы я вернулась домой?
Помолчав, безопасник сказал:
— Перейдём к сути. Согласно земным тестам и твоему уверению, ты слышишь Музыку. Однако здесь ни то, ни другое особенно не котируется. Тебе даётся три дня, чтобы подтвердить свою способность. По истечение трёх дней ты либо пройдёшь наш тест, либо вернёшься домой.
— Что должно произойти через три дня?
— За три дня. За эти три дня ты должна услышать Музыку.
— Но… Это ведь не происходит по моему заказу. Я просто слышу, когда она есть…
— А она есть, Алеф. Здесь Музыка звучит постоянно. И то, что ты до сих пор её не слышишь, говорит не в твою пользу. Но я иду на уступки. Три дня — это максимальный срок, который нужен уроженцу Безграничья, чтобы услышать. Обычно всем хватает пары минут.
— Но я ведь не уроженец…
— Тебе придётся либо соответствовать, либо вернуться домой. Разговор закрыт. — Он взмахом руки скрыл голограмму. — Жить пока будешь в казарме, со стаффами.
— Стаффы? — Я встала, не дожидаясь приказа.
— Младший обслуживающий персонал, не слышащий Музыку. Впрочем, там не только стаффы, а и другие, подобные тебе. Информацию о распорядке получишь там же. Ровно через семьдесят два часа тебя проводят на тестирование. Удачи.
— Удачи, — машинально повторила я и направилась к двери.
Паника скрутила мне внутренности. И всё труднее было прятать её за белой ментомой.
Я не слышала никакой музыки здесь!
04. Та, чьё сердце указало нам путь
Мои изначальные представления о размерах станции лишь подтверждались. Одна только казарма была больше дома, в котором я жила. И, будто лишь для того, чтобы подчеркнуть ущербность живущих здесь, казарму сделали четырёхугольной.
Мне не хватало этого пятого угла. Казалось, что в помещении такой формы силы тают сами по себе. Силы вытягивал даже сон. Я засыпала и просыпалась совершенно разбитой, вымотанной. Не хотелось шевелиться. Не хотелось думать.
Стаффы — слово, которого не существовало на земле, но которое было общеупотребимым в Безграничье, — составляли большинство обитателей казармы. Они выполняли всю так называемую грязную работу. Очистка поверхностей, готовка, стирка и глажка.
Я не делала ничего. Однако мне казалось, что стаффы куда более счастливы. Они шутили и смеялись, перебрасываясь весёлыми ментомами друг с другом. Только для меня и таких, как я (нас было четырнадцать, против почти двух сотен стаффов) у них не было ментом.
Нас презирали. Неизвестно за что, неизвестно, почему. Просто мы были здесь нежеланными гостями. И, поскольку нас было меньшинство, мы покорно склоняли головы.
Рано утром, проснувшись будто по беззвучному сигналу, стаффы поднимались и шли в душ, на завтрак. Мы двигались следом
