Между тем, сегодня обнаружен уже второй случай массового убийства в нашем районе — теперь, к списку жертв бесноватого добавилась семья шахтера Ханса Соммера, его жена, престарелый отец и двое детей. Сам Ханс находился на работе в шахте, и потому избежал участи своей семьи. Таким образом, на счету у одержимого уже восемь человек, четверо из которых — дети. Оба раза трагедия произошла ночью. Полиция делает все возможное, чтобы прекратить убийства, но вы сами понимаете, дорогие читатели, что у них просто недостаточно средств и опыта для поиска злодея, так что надежды на благополучный исход без участия охотников мало.
Последних, без сомнения, гораздо меньше, чем необходимо городу для того, чтобы можно было своевременно реагировать на угрозу. И если город не может увеличить их количество, то минимизировать угрозы, возникающие в неблагополучных районах, как нам кажется, вполне по силам администрации. Понятно, что власть не всесильна, и ничего не может сделать с той же Чумной областью, да и некоторыми другими опасными и не поддающимися контролю частями города. Но какие мотивы удерживают их от того, чтобы очистить, например Пепелище, которое вот уже не первый век портит своим существованием лик нашего города, и так же частенько отвлекает силы охотников, спросите вы? Освободив тем самым огромные силы стражи, которая вынуждена ежедневно патрулировать границы этой язвы. На этот вопрос у нас нет ответа, остается только надеяться, что рано или поздно эту проблему все-таки начнут решать.
А пока, дорогие читатели, нам, вместе с вами, остается только надеяться на лучшее, и, конечно, не забывать о безопасности.»
— Вот демоны! — ругнулся Руне. — Якоб и Ивар. Я их знал, мы почти соседи.
Парни помолчали, думая об одном и том же.
— Как думаешь, где он прячется?
— С чего ты взял, что он где-то прячется?
— А по-твоему можно жить в семье и незаметно от родных тратить время не только на то, чтобы убить, но и предварительно поиздеваться над жертвой? — скептически поинтересовался Руне.
— Может, его семьи уже в живых-то нет, просто он об этом никому не говорит, — возразил Аксель. — Да и потом, — мне, например, для сокрытия, даже напрягаться бы не пришлось, я же сейчас один живу. И мало ли таких одиноких?
Блумквист сощурился:
— Только попробуй меня в гости пригласить! Сразу в полицию доложу.
— Только попробуй ко мне прийти! — парировал Аксель. — Сразу в полицию доложу.
* * *
Школьники немного послонялись по рынку, неторопливо разглядывая проходящих мимо людей. Аксель закупил провизии на несколько дней вперед, и на этом прогулка закончилась — вновь начался дождь, да и гулять с тяжелым мешком было не слишком приятно. Условившись встретиться на следующий день, друзья разошлись по домам.
Аксель не слишком переживал о том, что приходится снова возвращаться в одинокий и пустой дом — он уже придумал себе занятие. В тайнике под кроватью у него лежал самодельный метатель, и в сложившихся обстоятельствах было просто глупо им не пользоваться. Конечно, придется значительно упростить конструкцию, оставив возможность только одного выстрела, зато сильно уменьшится размер, и выстрел произойдет наверняка… По крайней мере, Аксель был уверен, что так будет. В нынешнем состоянии устройство не срабатывало два раза из трех, и еще оставался шанс, что оно взорвется прямо в руках.
Он уже подходил к дому, когда заметил на другой стороне улицы одинокую, понурую девчонку, которая сидела на ступеньках дома, опустив голову, и роняла на камни мостовой редкие слезинки. Аксель никогда не проходил мимо женских слез — не так его воспитывали. Но сейчас ему почему-то очень захотелось именно пройти мимо, постаравшись, чтобы девочка его не заметила. Он даже остановился, замер, не понимая, откуда в нем вдруг такое пренебрежение, чуть ли не трусость. Постояв так несколько секунд, и так и не разобравшись в своих желаниях, он тряхнул головой, и решительно зашагал к юной барышне. «Совсем рехнулся уже с этими одержимыми», пробормотал он себе под нос.
Он остановился возле ребенка, и, пересилив себя, вежливо спросил:
— Какое горе у вас, гратта?
Девочка вздрогнула и подняла голову, уставилась на него блестящими глазами, торопливо отерла дорожки слез со щек.
— Я тебя видела. Ты приятель Густава.
— Да, я знал Густава, — недоуменно ответил Аксель. Он девочку не помнил. — Густава убил одержимый.
— Знаю. Мы с Эммой учились в одном классе. — Девочка снова всхлипнула.
— Что ты здесь делаешь? И почему плачешь? — снова спросил Аксель. Против воли получилось немного грубовато, Аксель даже выругался про себя.
— Не твое дело! Сижу где хочу! — девочка отвернулась, вздернув нос, и уставилась куда-то вдаль. По щеке снова скатилась слезинка.
«Ну, вот и отлично», подумал Аксель. «Моя помощь ей не нужна, можно идти домой».
— Прости, я был не вежлив. — Сказал он, вместо того, чтобы уйти. — Может, тебе чем-нибудь помочь? Давай я отведу тебя домой? Где ты живешь?
— Нет, не хочу! — вскинулась девочка. При этом ее взгляд упал на свертки с продуктами, и прямо таки прикипел к ним. «Да она же голодная!» — сообразил Аксель.
— Слушай, у меня тут есть пирог с печенью, я, когда ходил по рынку, был голоден. Но потом я зашел в трактир, и теперь понимаю, что пирог мне совершенно не нужен. Дома у меня никого нет, так что он просто пропадет. Ты не могла бы оказать мне услугу, съесть его за меня? Вежливые гратты должны помогать взрослым.
Хитрость была совсем незамысловатая, но то ли девочка была слишком голодна, то ли по причине слишком юного возраста, она не заметила подвоха:
— С печенью? Хорошо, давай свой пирог, — величественно разрешила она. Аксель порылся в свертке, и протянул ей еще теплый кусок. Девочка старалась есть неторопливо и с достоинством, но было видно, что ей приходится прилагать немало усилий, чтобы не заглотить его весь целиком.
Дождавшись, когда с пирогом будет покончено, Аксель предложил:
— Может быть, юная гратта позволит в качестве благодарности за оказанную услугу проводить ее до дома?
— Я не пойду домой!
— Да почему?! — возмутился Аксель. — Что тебе там так не нравится?
— Я просто боюсь! Мой отец — одержимый!
Аксель разозлился. Ему совсем не хотелось провожать домой эту юную гратту, более того, ему вообще не хотелось с ней разговаривать. Чем-то она его раздражала. Все, что он сейчас хотел — это вернуться к себе, переодеться в сухое и заняться метателем.
— Вот что, — тяжело вздохнув, решил Аксель, — Я не знаю, почему ты считаешь, что одержимый — твой отец, но настаивать не буду. Однако если так, почему бы тебе не пойти в полицию, и не сообщить им об этом?
