Судя по доносившемуся с платформы шуму, станция Гуляй Поле проснулась. Волей-неволей приходилось оставить размышления на цветочно-небесные темы и окунуться в простую, как табурет, реальность. Начиналась реальность утром в качалке — закутке со спортивными тренажерами, укрытом брезентовыми ширмами. «В здоровом теле — здоровый дух», — говорил Батька. Молодежь соглашалась.
Ну, тренажеры — это сильно сказано. Тренажерами на Войковской громко именовались разнообразные железяки. Спортивные энтузиасты тащили в качалку все, что хотя бы отдаленно напоминало о тяжелой атлетике. Штанги успешно заменялись ржавыми осями с шестернями и колесами, гири — тяжеленными обрезками металла, а происхождение более сложных механизмов с рычагом, пружинами и противовесами зачастую вообще невозможно было определить. Их родословную знал только друг Толи — Сергей, который все свободное время посвящал конструированию новых спортивно-механических монстров.
По платформе деловито сновали челноки. Пешком в здешние нехорошие туннели они отправлялись неохотно, старались дожидаться попутных дрезин, снабженных пулеметами. Дрезины шли нечасто, и в ожидании челноки коротали время за разговорами о том о сем, тыкали пальцами в разномастные, но одинаково засаленные карты Метро, мусолили сплетни, обсуждали бескровные маршруты.
Анатолий умылся у крана, приваренного к ржавой бочке, кивнул знакомому пареньку, отвечавшему за приготовление утреннего чая, взял с деревянного стола кружку терпкого, заваренного на грибах, напитка и пристроился на свободной скамейке. Отхлебывая чай, он смотрел по сторонам и прислушивался к разговорам. Вдруг услышит что-то… Что-то, обещанное ему тревожным сном?
— Салага! — долетело до него. — От Охотного ряда до Тверской ты транспорта днем с огнем не сыщешь. Придется пешком по туннелю топать.
Анатолий обернулся. Пожилой челнок в длинном, мятом плаще цвета хаки и широкополой шляпе, из-под которой выбивались седые космы, усевшись на огромный баул, учил жизни своего молодого коллегу — щуплого веснушчатого паренька, наряженного в спортивные штаны и короткую телогрейку, из многочисленных дыр которой неопрятными клочьями торчала вата.
— Ну и что? Пешком, так пешком, — примирительным тоном сказал парень. — Ноги не отвалятся.
— Ноги, может, и не отвалятся, а вот голова… В этом туннеле, дружок, сама Мамочка живет. Слышал? А с ней шутки плохи. Не успеешь глазом моргнуть, в боковой туннель заманит и… Поминай, как звали! Неужели не знаешь? Ходит по туннелю тетка в драном пальто, босая, с распущенными волосами и у всех встречных милостыню просит. А за руку ребятенка лет пяти с собой водит. Пацан молчит, только жалобно хныкает. Вот заведет Мамочка свое: «Подайте, люди добрые, на пропитание!», а эхо ее голос подхватит, от стен многократно отразит и превратит во что-то наподобие волчьего воя. Будь ты хоть трижды смельчаком, а поджилки-то затрясутся…
— А если подать? Сунуть ей пару патронов?
— Был такой. Из наших. Петька с Бауманской. Сунул. Мамочка за подаянием руку протянула, а вместо ладони у нее — голые кости!
— Да хорош ты! Откуда такое тут взяться может?!
— Разное люди рассказывают. Мне вот во что верится… Еще до того, как все в тартарары полетело, Мамочка неподалеку от нашей станции жила. Она тогда обычным человеком была, с мужем, с ребенком… В последние годы, ты это вряд ли помнишь, экономический кризис разразился. Муж у нее потерял работу. Кое-как они тянули еще, с хлеба на воду перебивались, а потом все-таки повезло ему. В общем, нашел хорошее место. Выехал утром на работу и не вернулся. Мамочка только к вечеру из теленовостей узнала, что маршрутку, в которой ее супруг ехал на работу, раздавил всмятку грузовик. Всем пассажирам — амба. Всю ночь Мамочка проплакала, а утром взяла сына и отправилась в Метро. Дождалась ближайшего поезда и спрыгнула вместе с пацаненком на рельсы… Жуткая смерть. А когда люди вот так без покаяния умирают, то их души покоя не находят. А чтоб им не скучно было, собирают себе компанию из таких дураков, как Петька. Он, между прочим, недолго после той встречи с Мамочкой прожил. Повадился, черт знает почему, в тот туннель шастать. Будто магнитом его тянуло. А когда в очередной раз к Мамочке поперся, назад уже не вернулся. Небось, гуляет теперь вместе со своей подругой по темным закоулкам, скалится. Так-то, желторотик. Слушай старших. Мы с тобой от Охотного ряда до Тверской другим путем доберемся. Если, конечно на Обходчика не нарвемся.
— Дядь Вань… — Паренек попытался остановить челнока; но того уже понесло.
— Он похлеще Мамочки будет. Тоже мертвяк. Обходчик еще до войны в Метро объявился. Про него даже книжки писали и кино снимали. Только брехня все это. Обходчик вовсе не молотком людей убивает, а фонарем. Идешь ты по туннелю, слышишь впереди чьи-то шаги. Окликаешь, понятное дело. Тут-то Обходчик свой фонарь и включает. Свет у него не желтый и не белый, а синевато-зеленый. Болезненный такой, мертвенный. Если сразу на рельсы не брякнешься и голову руками не прикроешь — пиши пропало. Фонарь Обходчика глаза живым выжигает, а уж потом… Или он тебя лично в преисподнюю утащит, или сам туда слепым приковыляешь — большой разницы нет. Самое страшное, что Обходчик может в любом туннеле объявиться. Немало он наших ребят загубил.
Анатолий допил чай. Байки о призраках он слышал каждый день: сидишь на этом самом месте, чаи гоняешь, а вокруг челноки друг друга стращают. И врут, конечно, порядком, но и правду говорят. Тут, в Метро, врать особо не нужно. Оно само любой твоей выдумки и страшнее, и изобретательнее.
В качалке уже ворочали железо человек двадцать. Толя снял свитер перед большим, треснувшим в нескольких местах и сильно помутневшим от времени зеркалом. Пригладил растрепанные каштановые волосы и бросил мимолетный взгляд на свое отражение. Из зазеркалья на него смотрел молодой человек с узким, скуластым лицом, густыми бровями вразлет, высоким, чистым лбом, тонко очерченным носом и сосредоточенным взглядом карих глаз. Чуть выше среднего роста, мускулистый и поджарый, он выглядел из-за бледности и худобы старше своих лет, как, впрочем, и большинство его выросших под землей сверстников.
Только Анатолий был поопытнее и многих взрослых. Ему уже не раз и не два приходилось участвовать в вылазках против наседавших красных, и из каждого боя он возвращался будто на год старше. На Войковской его после этих стычек зауважали. Если требовалось назначить кого-то старшим, начальство часто выбирало Анатолия: может и решение принять, и выполнить его всех заставить. А с анархистами как с волками: кого попало они слушаться не будут, тут надо быть прирожденным вожаком.