Неужто повезло, и парню с перепугу действительно удалось кого-то подстрелить? Ладно, сейчас посмотрим. Я вновь вцепился в баранку и сразу дал газ. Мотор взревел, и бронетранспортер двинулся вперед… медленно, будто его что-то продолжало удерживать. И тут неожиданно послышался хлопок. Мне даже показалось, что в моторно-трансмиссионном отделении лопнул какой-то шланг. Однако, двигатель не захлебнулся. Наоборот, он заработал легко и ритмично, позволяя «восьмидесятке» быстро набрать скорость.
— Вырвались, кажись, — сообщил мальчишка, оторвавшись от оптического прицела башенных пулеметов.
— Что это было? — мне страсть как хотелось поглядеть на эту тварь самому, но чутье подсказывало, что лучше будет подобру-поздорову убраться отсюда подальше.
— Дерево какое-то, — удивленно произнес мальчуган.
— Какое еще дерево? — не понял я.
— Похоже на дерево, — юный стрелок принялся описывать. — Вылезло оно из люка в мостовой. Ветви такие… серые в черные пятнышка, подвижные, извиваются как лапы у осьминога. Я его очередью аккурат под самый корень срубил.
— На вьюнок похоже, — задумчиво протянул я. — Не ожидал, что он уже и здесь, в Одинцово, объявился.
— Что за вьюнок такой? — цепляясь за поручни, девушка подошла поближе и уселась на место стрелка сразу за командирским сиденьем. — Мы о нем никогда не слышали.
— Да есть такая зараза. Я с ней впервые в Москве повстречался, еще до того, как ханхи ушли. В городах гнездится в основном в подземных коммуникациях, а на природе норы роет. Сидит в них, значит, и ждет пока не почувствует добычу, а потом изловчится и выбрасывает щупальца. Оплетет ими жертву и держит пока та под действием ее яда в жидкость не станет превращаться. Потом этот супец вьюнок прямо через шкуру впитывает. И быстро так это дело происходит. Мне говорили, что от коровы за час и следа не остается.
— Это вы его звуком работающего двигателя привлекли, — девушка сделала вывод из моих слов.
— Должно быть, — повинился я.
— Сильный какой, — сокрушенно покачал головой юный снайпер. — К броне намертво приклеился!
— Я думаю, он БТР за правое заднее колесо схватил, — пояснил ее брат.
— Печально, други мои, — я тяжело вздохнул. — Скорее всего шину эта тварь попортила. Менять придется. А у меня их и так мало в запасе.
— Я выстрелил так быстро, как только смог, — мальчишка воспринял мой вздох как укор.
— К тебе претензий нет. Ты молодец. — Я оторвал взгляд от дороги и кивнул пацану. — Откуда знаешь как работает пулемет?
— Отец показал. Правда, не стрелял никогда. — Тут в глазах парнишки засветился восторг. — Здорово получилось. Пулемет — сила!
— Значит, отец у вас военный? — догадался я.
— Майор. Был командиром мотострелкового батальона, — с гордостью отрапортовал мальчуган.
— Жив? Отец жив, я имею в виду?
После этого моего вопроса внутри бронетранспортера повисла тишина. Я понял, что своим прямым бестактным вопросом причинил детям боль.
— Он пропал, — за брата ответила девушка. — Ушел с группой в рейд, да так и не вернулся. Никто из них не вернулся.
— Понятно, — протянул я задумчиво. — А где дело было?
— Под Харьковом.
— Где?! — я не поверил своим ушам.
— Под Харьковом, — повторила девушка, не понимая моего недоумения.
— Вы были на Украине, а потом добрались сюда, к самой Москве? И все сами, пёхом?
— Почему же сами? Мы всем лагерем пошли. Почти триста человек. Оставаться было нельзя. Туман приближался очень быстро.
— Туман?
— Да, такой серый и плотный. Он шел с юга словно стена. Кто в него попадал, там и оставался. Так что путь у нас был один — только сюда, на север.
— Сколько времени шли?
— Почти четыре месяца.
— И много вас сюда добралось?
— Восемнадцать человек, — девушка произнесла это очень тихо, с болью и тоской. Наверняка она вспомнила всех тех, кто не дошел, кто остался на этой страшной дороге.
Да уж, пустошь это еще то испытание! Хотя сейчас и в городах не намного безопасней. Зверье… везде это проклятущее зверье! Подумав о врагах рода человеческого, я огляделся по сторонам. Особого оживления вокруг не наблюдалось, разве что кое-где на стенах домов поблескивали метровые темно-коричневые слизняки. Они объедали те грязно-белесые, словно известковые наплывы, которые оставляли кислотные дожди.
Вообще мертвый город производил жутковатое давящее впечатление. Когда-то давно, лет так десять назад мне довелось побывать в Припяти, покинутому городе близ Чернобыльской АЭС. Так вот там все выглядело совсем иначе. Просто пустой, постепенно ветшающий, разрушающийся город. Я с тоской бродил по нему, как будто по мемориалу, посвященному человеческой беспечности, безалаберности и самоуверенности. Конечно, где-то в глубине подсознания попискивал мой внутренний счетчик Гейгера, сигнализировал, подлец, что покинутый поселок атомщиков не лучшее место для прогулки. И это все.
Совсем иное дело Одинцово, да впрочем и все остальные города постханхийской эры. Они другие, абсолютно другие. Они дышат смертью. Тут мне вспомнились улицы, заваленные грудами трупов. По мертвым телам молотил едкий кислотный дождь, и от этого как одежда мертвецов, так и кожа под ней превращалась в скользкую слизь, текла словно сыр на разогревающейся в микроволновке пицце. Я видел все это собственными глазами. Я стал свидетелем и того, как после страшного ливня по тротуарам поползли мерзкие создания, которые жадно впитывали жидкий супец из кислоты и растворенной в ней человеческой плоти. Со временем на помощь амебам пришли более расторопные и прожорливые твари. За каких-то пару месяцев они общими усилиями очистили города не то что от гниющих мертвых тел, но даже и от костей. Миллионы людей исчезли будто их никогда и не существовало, будто они никогда не жили здесь, не гуляли, не любили, не смеялись, не воспитывали своих детей.
Когда гигантские урбанистические кормушки были выедены до чиста, основная часть нечисти ушла из городов. На легких халявных харчах, когда-то именуемых живыми людьми, она значительно разжирела и расплодилась. Инопланетные твари почувствовали в себе силы, чтобы покончить со всей остальной жизнью на Земле. На это у них ушло примерно полгода. Когда бескрайние территории нашей планеты превратились в пустоши, настала третья фаза эволюционного процесса — зверье начало пожирать друг друга. В результате выжили самые сильные, кровожадные, наиболее приспособленные. Вот сейчас они и охотятся друг на друга, а заодно и на нас, последних из людей, тех, кому удалось пересидеть жуткие времена в глубинах противоатомных бомбоубежищ, военных бункеров, метрополитенов.
