Уже смеркалось. Нужно было торопиться. Предстояло протопать через осиновую рощу до южной дороги, обогнуть ее по дуге и миновать левее КПП следовую полосу с заграждениями. В принципе это можно было сделать и ночью, но уж больно хотелось поспеть к вечерней попойке, чтобы привести в норму организм после контакта с внешним миром.
Я посмотрел на часы и быстро зашагал вдоль выцветшего фасада местной автостанции.
– Дядько, – окрикнул меня пацан.
Я остановился и глянул на пухлую жертву фастфуда через плечо. Не хватало еще, чтобы увалень за мной увязался.
– Беги домой, тело, – сухо велел я.
Он потоптался, шмыгнул носом и зачем-то сказал:
– Меня Василием зовут.
– Несказанно счастлив. Вали до хаты, Василий.
– Злой ты, – вынес вердикт пацан, шмыгнув еще громче.
– О, еще какой, – кивнул я и, не оборачиваясь, спустился по насыпи с обочины.
Прочь, прочь от этого непуганого мира. Нечего тут делать сталкеру, который привык жить на грани адреналинового шока, а не волочить сопли по ухоженным городским бульварам.
Прочь.
Речка Вересня больше походила на ручей: мутный поток извивался между заболоченными кочками и молодой порослью камыша, нырял под мостик, журчал рядом с размытой вешними водами грунтовкой. Дорога тянулась на северо-запад. В глубоких колеях виднелись свежие следы протекторов. Судя по рисунку, днем здесь проехал либо «Урал», либо ГАЗ-66. Наверное, снабженцы из гарнизона подбрасывали полезный груз воякам на КПП.
Через полчаса я добрался до края поля. Дальше начинался лес, в котором грунтовка окончательно превращалась в слякотное месиво, и двигаться было проще по траве.
Прежде чем войти в сумрачную рощу, я достал из рюкзака ПДА со встроенным детектором и поставил его в режим вибросигнала. Здесь никаких аномалий, конечно, быть не могло – слишком далеко до зараженных территорий, – но привычка перестраховываться часто помогала мне выжить, поэтому я считался с принципом: если можешь что-то сделать заранее – сделай.
Стараясь не шуметь, пошел вперед.
Трава под ботинками стлалась влажным ворсом: в тени деревьев роса не успевала высохнуть за дневные часы. Пахло свежестью и гнильцой – такая причудливая смесь ароматов встречается в рощицах, где солнечные лучи не добираются до почвы, застревая в густой листве. Побеги крапивы норовили обжечь руки, но крепкие перчатки не оставляли им ни единого шанса. В верхушках осин шелестел вечерний ветерок.
Ни щебета птиц, ни шороха ежа или полевки, ни стрекота цикад. В этом приграничье почти не водилось зверья. Ничего удивительного: животные чутче людей – они ощущают губительный дух Зоны издалека и предпочитают держаться на расстоянии.
Я вышел на опушку и сверился с навигатором. До конца леса оставалось с полкилометра, и можно было начинать забирать левее, чтобы выйти не на саму дорогу, ведущую к контрольно-пропускному пункту, а к неглубокому овражку. Подальше от возможных маршрутов военных патрулей.
Когда я собрался продолжить путь, в затылке будто бы тихонько защелкало. Не к добру это, ох не к добру. Есть у меня одна странность: когда организм интуитивно подозревает об опасности, в голове начинает тикать, будто птичка клювиком изнутри долбит.
Вот и теперь незабвенная птичка-интуиция вдруг проснулась, сигнализируя: что-то не так.
Я внимательно оглядел полянку. Вокруг нависали рваные силуэты деревьев, кое-где из травы торчали трухлявые пеньки, сверху застыло темно-синее пятно безоблачного неба.
Все бы ничего, да только на самой кромке опушки темнела цепочка следов.
Свежие. Шли несколько человек гуськом. В теории – грамотно. На практике – натоптали, как стадо бизонов. И как я сразу не обратил на них внимания? Тщательнее надо быть, глазастее. После расслабляющего путешествия в город и квалификацию потерять недолго…
Я откатился в сторону длинным кувырком за полсекунды до того, как раздался хлопок выстрела.
Определить, откуда ведется огонь, не составило труда: засада была сделана неумело и даже для профана в технике диверсионной войны не представляла особой угрозы. Двое в маскхалатах обустроились в ложбине, которая простреливалась с трех сторон. А на пути отступления – захоти они ретироваться с поля боя – партизан ждали обломанные ветки кустарника и внушительный пень. Дилетанты.
Жахнув по мне одиночным, они не озаботились сменой позиции. Впрочем, это бы их не спасло от расправы, ибо бойцы оказались адски неповоротливы.
Когда я короткими перебежками добрался до огневой позиции, то обнаружил пару перемазанных каким-то театральным гримом рож, на которых читалось крайнее изумление. Стрелки глазели на меня снизу вверх, забыв об элементарных принципах самозащиты в ближнем бою. Повезло же этим камикадзе, что я вовремя распознал их пейнтбольные пукалки, а то ведь мог на всякий случай и шеи переломать.
Одного я аккуратно прижал коленом к земле, второму легонько заломил кисть, заставив выпустить ружье с накрученным поверх ствола баллоном кислотно-красного цвета. Еще один, к слову, демаскирующий фактор.
– Пусти! – вякнул ролевик, которого я вдавил в мох. – Из какого отряда?
– Из враждебного лагеря Чунгачанги, – ответил я, чуть ослабив давление. Задохнется еще, чего доброго. – Другие энтузиасты поблизости есть?
– Ничего мы не скажем, – храбро заявил парень с заломленной рукой. – А ну отвали, а то капрал Опасько живо тебя чернобыльским псам скормит!
Я не знал, смеяться мне или плакать. Угроза была выдвинута настолько серьезным тоном, что на какой-то миг мне представился незнакомый капрал Опасько в образе бравого вояки с разукрашенным шрамами лицом. Берет, значит, меня суровый капрал за лодыжку и небрежно швыряет в яму хрипящим псам-мутантам. Кошмар.
Меж тем возиться с заигравшимися в войнушку юношами было некогда, да и не горел я желанием окунать их моськами в грязь – ну оказались не в том месте, не в то время и атаковали совсем не того, на кого охотились. Бывает, они ж не виноваты в тупизне командира, отправившего салаг караулить опушку, через которую время от времени ходили настоящие сталкеры.
Я забрал у брыкающихся ролевиков оружие, разрядил и отбросил в сторону. Предупредил сердито:
– Попробуете пойти за мной или организуете погоню – передушу, как слепых котят химеры.
То ли я переборщил со строгими нотками в голосе, то ли хватил с жесткостью захвата, но, кажется, до стрелков наконец дошло: перед ними профессиональный боец, а не игрок. Оба юнца умолкли и воззрились на меня со смесью священного ужаса и любопытства. Я даже за сухость их исподнего обеспокоился.
