— Ах ты мурло протокольное, — и, прежде чем он успел хоть как-то отреагировать, достал из кармана джинсов пистолет и направил его от живота в бок водителю.
Он опустил глаза — инстинктивно — и позеленел так, что стало видно даже в еле освещенной кабине. Очевидно, испугался до такой степени, что ему и в голову не пришло попытаться обезоружить меня или хотя бы предположить, что пистолет — не боевой. Его глаза быстро зашарили по мне, уставились в лицо…
— Не стреляй, — умоляюще пробормотал он таким голосом, что казалось — в обморок сейчас упадёт. — Деньги в бардачке, забирай… ключи вот…
— Пошёл на… — я сказал ему — куда, — со своими ключами и деньгами! Мне нужно в посёлок на Эльдорадо. Вези. Вздумаешь ещё шутить — получишь пулю в бок, понял?
Конечно, я говорил так, как говорят в кино. Но это подействовало. Он закивал, словно собачка на лобовом стекле его "ауди" и дал по газам, весь прижавшись к прижавшись к рулю и скорчившись, словно это могло его спасти от пули. Я привалился к спинке сиденья, продолжая держать пистолет у живота. Мне стало смешно и противно от трусости здорового мужика.
Хотя, нацель мне в бок пистолет — кто знает, как бы я сам себя повел? Неизвестно… одно знаю точно — не так! Я подумал вдруг, что могу его сейчас ограбить, раздеть, отобрать машину, заставить танцевать голым брейк на дороге — он все сделает, потому что хочет жить.
Но разве не все хотят жить? И все-таки есть люди, которых не заставишь что-то сделать против их воли… Такой — мой отец. И еще много таких. И что интересно — легче всех ломаются в опасности как раз те, кто при случае рад покуражиться над слабым. Это не сказки, это правда так, и не важно, о чем речь — сшибать рубли с мальков в школе, ограбить пассажира-подростка на дороге ночью, отрезать голову пленному. В масштабе — разница, а ведут себя похоже, чуть прижмет.
Если те, кто влез к Олегу в дом, такие же — посмотрим.
Может, правильней было бы вернуться на пост? Но мужик мог заорать, что у меня "пушка" — и пошло бы… Придется одному.
Тот, кто никогда не был ночью вне города, не поверит, насколько темной может быть даже лунная ночь в лесу. Мы пролетали мимо сплошной стены черноты — слева и справа, я не успевал различать отдельных деревьев или кустов. Потом впереди и левее замаячили редкие огоньки на разных уровнях — и я неожиданно и словно бы ни к селу ни к городу вспомнил, как Фродо с товарищами, переправляясь через реку на пароме, видят ночные огни Брендинорья…
— Приехали, — тихо сказал мужик, — это… поселок. Тебе куда?
— Дача Марычевых, — без особой надежды ответил я. — Знаешь?
— Генерала Марычева? — уточнил он, и я мысленно поднял брови: ого, я и не знал, что дед Олега — генерал! — Знаю. Это… подвезти?
— Не надо, — я открыл дверцу, оглянулся — и мужик заерзал: боялся, что я решу его прикончить. Вместо этого я бросил на сиденье ощупью найденную в кармане купюру — это и оказался полтинник. — Держи, шакал. И пошёл отсюда, ну?!
Надо сказать, он не заставил себя дважды просить — только гравий зашуршал из-под колес, да замигали между деревьями задние огни. А я остался стоять на ночной дороге, прислушиваясь и приглядываясь. Ночь была теплая, тихая. Огоньки светили умиротворяюще — на какой-то момент мне даже по казалось, что все, сказанное Олегом по телефону — чушня. Но я помотал головой и стал прикидывать, как найти Олегову дачу. Может, зря я этому козлу не разрешил меня подвезти по ближе? Нет, от такого не знаешь, чего и ждать… неподалеку от меня посверкивали металлом новые ворота из алюминиевых трубок — как их только народ на цветмет не оприходовал? Так, это, значит, въезд на главную" улицу". Лучше бы выйти к Олеговой даче с тыла, только вот как я туда пробраться?..
…Девчонка была босиком — шла, качая туфлями в руке, поэтому я ее не услышал.
Девчонка была выпивши — и меня не увидела тоже, пока не ткнулась носом в мою спину.
Я от неожиданности подскочил, тут же обернувшись и выставив перед собой пистолет — просто чудом не выстрелил.
— Здррсьть, — вякнула девчонка, увидела оружие, наведенное ей в район солнечного сплетения (открытого, кстати, ярким, как оранжевый сигнал светофора, топиком!) и добавила: — У мня ниччо нет. А ессс-ты надругаться хочешь — пшли, — она ухватила меня за рукав и целеустремленно, хотя и несколько зигзагообразно двинулась к ближайшим кустам: — Счас надр… надр… гаешься. Тока без из… извращений, я девушка п-рядочная…
— Погоди, — я попытался ее остановить, но она перла, как тягач, что-то бормоча, и я рявкнул: — Да стой же ты. ненормальная!
Она остановилась, как вкопанная. Слегка отстранившись, посмотрела мне в лицо и разочарованно сказала:
— Так ты этот…ггггггей?
— С чего ты взяла? — не смог не поинтересоваться я.
— А с того, что нормальный парень, — она покачала у меня перед носом пальцем с облезшим (или обкусанным?) лаком, — так бы не говорил. Он бы сказал: "Стой, твою…" — и она выдала тираду, которую. по ее мнению, должен был выложить нормальный парень. Потом неожиданно начала хлюпать и сообщила, что у нее вообще день невезучий — деньги, на магнитофон она проиграла, ее парень гуляет с другой, а ее назвал "малолеткой" и сказал, чтобы села зубрить на осень, а еще…
— Погоди! — рыкнул я на нее, вдруг сообразив, что она младше меня, а все остальное — сантиметровый слой неплохо наложенной косметики. — Слушай внимательно — покажи мне дачу Марычева. Только тихо.
Она еще несколько секунд размышляла, доводя меня до кипения, а потом ответила решительно:
— Не. Не покажу. Ты грабитель, а там такой клевый дед живет… — она задумалась и честно поправилась: — Жил. Псссти, а т закричу. Ой, мама, что это?!
Я уж было думал, что она начала кричать, но сказано это было тихо и скорее уж с изумлением, а не со злостью, страхом или просто громко, Да и смотрела она мимо меня, куда-то на дачи… Я невольно проследил ее взгляд и в первые мгновения не увидел ничего примечательного. Дачи стояли темные, в двух или трех горели огоньки…
А в одной — с такой штукой наверху, которая называется "мансарда", скрытой высоченными деревьями — огонек в этой самой мансарде ДВИГАЛСЯ. Словно кто-то ходил с фонариком.
— Это там, — пискнула девчонка, кажется протрезвевшая у меня под мышкой.
— Это дача Марычева? — опросил я, чувствуя, как напряглись все мышцы, а волоски на теле поднялись, словно наэлектризованные. — Слушай, юная правонарушительница. Мчись со всех ног к участковому, к сторожу — к любым властям. Все расскажешь. Я на даче.
— Не ходи, — неожиданно снова воспылав ко мне любовью, вцепилась она в рукав куртки. — Ой, не ходи, не ходи, неходинеходинеходинеходииииии…
