Оставшийся день прошел в тягостном молчании. И взрослые двигались медленно, словно их стукнули обухом по голове. Отец злился, как демон, а у матери все налилось из рук. Вилю казалось, что к деревушке подходит гроза — в воздухе ощущалась какая-то невидимая тяжесть. Так продолжалось вплоть до вечера, а вечером стало совсем плохо.
На заднем дворе, как всегда после заката, болтался младший брат Виля. Мальчику в награду за хорошо сделанную работу разрешалось играть. Но Халь играть не умел, он просто не понимал, что делать в свободное время. Поэтому младшенький по вечерам без толку бродил по двору, за пределы которого ему выходить запрещалось. С каким бы удовольствием Виль куда-нибудь дел младшего братца! Страшно даже подумать, куда! Вот если бы вдруг сюда пришел демон ночи, открыл здоровенную пасть... Вилю-то что, он его не боится. А Халь...
Мальчик вздохнул, сгорбился и поплелся кормить тинов[1]
Тут и произошло самое страшное. Халь сдуру решил поиграть. Он вдруг попятился, изображая тина, потом запрыгал, строя дурацкие рожи. Виль дернулся, видя, что младший брат находится в опасной близости от новенькой маслобойки, которую смастерил отец, провозившийся с ней несколько дней. Штуковина выглядела странно: с какими-то лопастями и ручками. Виль раньше не видел, чтобы подобное использовали в хозяйстве: ни у них самих, ни у соседей таких штук никогда не водилось. Неизвестно вообще, маслобойка ли это. Но если она сейчас грохнется...
Видя быстрое движение нескладного Виля, Халь вошел в раж, захихикал и прыгнул, копируя брата. Маслобойка с грохотом полетела на землю. Взметнулось облако пыли. Когда пыль рассеялась, братья увидели, что машина погибла. Сломалась ось вместе с лопастями. Оба застыли, беспомощно открыв рты. А из дома, как разъяренный бык, вылетел отец. В его бороде застряли ломтики овощей и зелень, на переднике виднелись пятна похлебки. Но он был не смешон, а страшен. Глаза налились кровью и лезли вон из орбит.
Мальчишки попятились.
Отец увидел сломанную маслобойку. Его челюсть отвисла, оттуда вырвался нечленораздельный рев. Виль не успел даже рта раскрыть, как Халь ткнул пальцем в сторону старшего брата и завопил, трясясь мелкой дрожью:
— Это он! Он!
Ремесленник сграбастал обоих мальчишек за шиворот, но Халя почему-то сразу же отпустил, лишь больно наподдал ботинком под тощий зад. Виля же молча, поднял одной рукой, так что тот почувствовал несвежее дыхание его рта, и очень нехорошо посмотрел. Так глядят на запаршивевшую скотину, которую пора резать.
Порка оказалась жестокой. Кожаный ремень впивался в мальчишечье тело, оставляя красные полосы. У старшего Некора была на редкость тяжелая рука, и он никогда не сдерживался. Иногда, крякая, он брал ремень за обратный конец, и на теле мальчика оставались следы от кованой пряжки. Такое было совсем против правил наказаний, установленных старостой, но ремесленника это не останавливало. Пусть бесполезный щенок получает свое! Пусть его заберет Отец Мертвых! Зря только хлеб ест.
Когда Певену Некору надоело избивать сына, он брезгливо отбросил в сторону ремень и отошел, крикнув жене, чтобы не лезла не в свое дело. Виль сполз с лавки, не издав ни звука — привык к физической боли давно. Но к душевной... Сердце рвала на части уже не обида, а нечто большее. Он и сам не понимал, что чувствовал. Виля переполняло желание куда-то уйти. Все равно куда, но подальше от дома. Мальчик, шатаясь, выполз из закутка, где его пороли. Подошел к забору и оперся на него всем телом, глядя на лес за деревней.
«Там звери, — билось в голове, — но если они убивают друг друга, то просто едят. Ни тяжелой работы, ни издевательств — там ничего этого нет. Если я вдруг умру, — прыгали мысли в голове у мальчишки, — если бы я вдруг захотел умереть, это было бы...»
Потом мысли вдруг сами собой оборвались. Рука повернула щеколду калитки, и ноги сделали шаг на дорогу. Виль жаждал поскорее уйти подальше от деревни и не чувствовал, как неведомая сила подталкивает его в спину. Она-то и привела его к этой яме. О ней рассказывали не иначе, как в полночь, и исключительно шепотом. Говорили, что яма забирает непослушных детей. А о том, что с ними случалось дальше, молчали. А он — непослушный. Не станет он слушаться этих! Значит, выхода нет. Пусть яма его заберет.
И сейчас Виль стоял на краю этой ямы. Под ногами клубилась тьма, тело бил озноб. Мальчик всматривался вглубь, пытаясь увидеть дно, но не мог рассмотреть его. Ему стало скучно — ничего не происходило. Неужели все это пустые байки? Он разозлился. Не прыгнуть ли вниз?
Однако этого не понадобилось. Виль внезапно ощутил, как его сминает и перекручивает какая-то холодная, беспощадная сила. И перекручивает на свой манер. К Темной Матери... К демону...
Невзирая на ужас, грудная клетка мальчишки вдруг зажила своей жизнью. Ребра дернулись сами собой, в легкие хлынул поток свежего воздуха. И ужас прошел.
Глаза Виля широко распахнулись. Его разбирало обычное детское любопытство. Что же это за яма? На дне пропасти, а конкретно — метрах в пяти, вдруг запрыгали очень красивые огоньки. Ожившие радуги, неземные зверюшки. Выходит, зря его ямой пугали!
Нечего ее бояться!
Ночная Спутница вышла из-за легкого облака и уставилась вниз. Дети не смотрят на себя со стороны, им это попросту неинтересно. Поэтому, если бы мальчика поставили перед зеркалом, он бы не понял, что изменился. Его плечи расправились, от сутулости и следа не осталось, ушастая голова с изумрудами глаз мокко сидела на тоненькой шее. Коленки и локти уже не торчали, словно кто-то поставил их на место.
А в яме красиво. Там прыгают яркие радуги. Там словно солнышко всходит и сразу заходит...
Целый мир там. Залезть? Не стоит. Наверху — тоже мир. Родной, его собственный. Почему же он раньше боялся? Чего он боялся?!
Виль отыскал дорогу домой по светящимся отпечаткам собственных ног. Он дышал легко, полной грудью. Нечего в мире бояться! И некого! И совершенно не нужно!
«Я что, раньше не знал, что не могу утонуть, потому что меня поймает Речная Девушка? А если заставят полоть огород, то ничего не испорчу. Ведь Дайpа — Родительница Трав знает что делает, верно? Мальчишки не станут меня обижать. Я вызову Ветер, и он их разгонит».
А мама и папа? Виль внезапно застыл и задумался. Мысль, пришедшая ему в голову, была красивая и большая. От нее стало совсем хорошо. Есть Отец Света—на—небе и Мать Всех Живущих. Они сами решат.
Поэтому мама и папа свободны. Свободны, как я!»
* * *
Демер Олен, обыватель из города Маэра, поспешно кидал одежду в холщовую сумку. Делал он это небрежно и зло. Как бы ни шли у него дела, вне дома это незаметно. Он знал: если захочет, сможет произвести на людей достойное впечатление. Знал, что людей встречают не по одежке — в обществе очень важно держать форму. Своей внешностью он гордился по праву. Средний рост, гармоничное телосложение. Тем более что уже не юноша, а мужчина средних лет. Главное, сила в нем видна. А точеными чертами лица пусть гордятся заумные «пси». Его вполне устраивали твердые, немного жесткие очертания губ и густая копна вьющихся светлых волос.
