— А где ребята? — прохрипел я.
Хлюпающая носом девушка отвела красные от слез глаза, с укором сообщила:
— Скоро придут твои головорезы, не волнуйся… В рейде они…
— Я и не волнуюсь… — соврал я, чувствуя вину, что в такой интимный момент спрашиваю о чужих людях. Хотя нужно еще разобраться, кто сейчас чужой? Тот, с кем делишь постель, но не раскрываешь душу? Или тот, кто делит с тобой смерть, рискуя подобием жизни наверху?
Вопреки заверениям Вички в каморку ввалился только хмурый Васильич. Попросив девушку сходить за пайком, что раздавали в столовой, прапорщик нагнулся и громким шепотом спросил:
— Ну как она? Все еще не спит?
Я не ответил. Да и вопрос был риторическим. У прямодушной и открытой Вички все написано на лице.
— Все так же. По четыре часа в неделю… Говорит, что Женька каждую ночь снится.
Не знаю, зачем я сказал о сыне, но по-настоящему обрадовался, когда прапор не стал развивать тему. Даже холод от ужасной новости, что, как бы между прочим, сообщил Васильич, дошел до сознания не сразу:
— Беда, Костян. Звено твое пропало.
Васильич рассказал, что чудом спасшийся из норы «спрута» Кабан тогда вытащил с собой новенькую, запакованную в пластик автомобильную аптечку. Парень от испуга забыл об автомате и первым делом стал закидывать тянущиеся к жертве щупальца всем, что было под рукой. Так и вылез наверх, намертво сжав аптечку в руке. Уже потом, сидя в офицерской, Кабан рассказал, что картонными ящиками, наглухо вмерзшими в лед, было заставлено все.
— Похоже, что на аптеку нарвались, — вздохнул старый вояка. Потом виновато взглянул на меня. — Ты не обижайся, Костян, не мог я ждать пока ты встанешь. Вот и отправил твое звено вместе с вертушкой вытащить все, что смогут.
Я и не обижался. Найти аптеку — небывалая удача. И медлить тут нельзя. Попробуй потом раздолбить лед, отбирая под вьюгой у тварей лекарства. Можно народу положить за сутки столько, что впору потом вешаться…
— Сразу после вылета вертушки началась «метель», — хмуро продолжил Васильич. — Уже третьи сутки держится. Ветер такой, что ворота в ангаре едва держатся… а тут еще звено на связь не выходит, рация молчит… Короче, Костя, похоже, попали твои ребята…
Я молчал. Да и нечего было говорить, все и так ясно. Яснее некуда. И остается только одно — идти мне в «метель» с пиндосами ребят своих пропавших искать…
Человек, который неоднократно защищал спину, поневоле вызывает доверие. Иначе само боевое товарищество не имеет смысла. Можно пить ведрами водку с одним человеком, просиживать сутки перед монитором, вместе расстреливая компьютерных монстров, дружить семьями. Но когда приходит время выбирать того, кто станет за спиной в бою, почему-то только в самых редких случаях выбор падает на друга. И наоборот. Пройдя с боевым товарищем тысячу войн и валяясь вместе на койках в лазарете, никогда не заявишься к нему с женой и ребенком. Наверное, дело в том, что, хлебнув вместе крови и смерти, уже не станешь петь бессмысленные и тупые попсовые песенки под коньяк и водку на закуску. Не споешь под караоке, безбожно фальшивя на каждой ноте. Все, что осталось, — хлебнуть обжигающего спирта в молчаливом уважении, по русской традиции поминая всех павших.
И никогда не удастся уснуть спокойно, зная, что оставил товарища в беде…
Мы с прапорщиком шли по подземным коридорам Гарнизона. Тусклые лампочки освещают сырые бетонные стены скупым оранжевым светом. На большее напряжение у генераторов не хватало. Да и то роскошь! В первый год после Катастрофы, до того как приспособили генератор, в темноте жили. С факелами, как в древности, по коридорам шарили. Эх, плохое время было! Кражи, несколько убийств. Потом, правда, подключились мы. Драгоценные пули на ворье и убийц тратить не стали, просто выталкивали в исподнем наружу. «Метель» сама разберется. А потом, когда уже и свет приспособили, так в Гарнизоне вообще порядок стал.
— Расскажи мне об этих пиндосах, — попросил я, потирая замерзшие ладони. Подышал, но помогло мало, спрятал подмышки. Холод в Гарнизоне царит постоянно, хоть это и не минус сорок, как наверху. — Кто они? Откуда? Что-то я раньше о них не слышал.
— Ну… — замялся Васильич, разминая окурок толстой сигары. Придирчиво оглядел со всех сторон, снял табачную крошку у основания, тремя спичками медленно раскурил. — Оба работали в антитеррористических отрядах. Подробностей не сообщают, но тренировка и выучка у них серьезная. Известно, что зачищали конгломерат в Афгане. Киллеры, значица.
Я скорчил мину, якобы кивая от оказанной мне чести. По правде говоря, мне все это категорически не нравилось! Работать с американцами, у которых еще и такая школа за плечами, будет весьма трудно. Такие не просто могут оставить, а специально бросить крысам, чтобы уйти самим. Прапорщик между тем продолжал:
— С момента Катастрофы скрывались в метро, до тех пор, пока там воды не прибавилось. Потом сами вышли на разведгруппу. Похоже, что выслеживали несколько дней. Выбирали, жертвы Макдоналдса, порешить ребят или нет. Потом в одурманенные кока-колой мозги пришла здравая мысль: если наши регулярно выходят в рейды разными командами, значит, есть укрытие и еда. Кстати, момент сдаться они выбрали красочный, нечего сказать! Шоумены, мать их! Группа Вялого попала на крысятник, ребята истратили почти весь боезапас, трое погибли. Так америкосы оставшихся двоих ребят отбили. Гранатометами, кстати, да в Гарнизон притащили.
— Ну, блин, герои. А гранатометы остались?
— Закати губу! — злорадно захихикал прапор. — Пиндосы на крыс последние гранаты истратили!
— А как коммандос оказались в Москве?
Васильич слишком глубоко затянулся, надсадно закашлялся, словно намереваясь выплюнуть легкие. Вытер пухлой ладонью вспотевшее лицо, багровое от кашля, сипло проскрипел:
— Честно рассказали, что выполняли какую-то миссию. Мол, выслеживали очередную героиновую шишку из горных аулов. Вообще-то, все это рассказывать мне нельзя, так что и ты не трепись лишний раз. Заметано?
— Ты что, еще надеешься на возрождение прежнего мира? — под мегатоннами сарказма все равно проступила тоскливая горечь. — Соблюдаешь политический этикет и собираешь информацию?
Васильич не смутился, стойко выдержал взгляд. Вот только ответ подкачал:
— Да нет, Костян… Стараюсь отвлечься от всего этого. Как начинаю думать, так только одна мысль — звездец нам…
Американцы застыли возле огромного деревянного щита с налепленными листками из блокнотов и тетрадей. Тот стоял, словно из неправдивого прошлого о сказочном Совке, сообщая: «Доска объявлений». Правда, какой-то грамотей постоянно исправлял на «Тоска объявлений». И в чем-то, надо признать, был он прав.
