нитками. Потом я переоделся (старую форму сдали, в новой, красноармейской были), и все, прихватив узлы с командирской формой, вернулись в полк. А поскольку были взводными, так ими и остались.
На следующий день уже девять сержантов нашего полка отправились в штаб дивизии, им тоже подтвердили получение звания средних командиров. Был и один парень из нашей роты, командир первого взвода. Правда, их возвращения я уже не увидел. Да и о том, что их отправили, от ротного услышал, когда тот вызвал по делу. В общем, мощный авианалёт был, лаптёжники работали, я из ДП бил и сбил один, явно в пилота попал. Самолет не дымил, врезался в землю.
И тут я заорал:
– Наши!
Мы с бойцом, чей был пулемёт, бросились в разные стороны под свист падающей серии бомб – и темнота. Странно, почему амулет защиты не сработал? Пусть там половина заряда накопителя, но должен был защитить. Ладно я упал на дно траншеи, завалило бы, но я даже сознания не должен был потерять, мощности амулета хватило бы. Я ещё помню толчок, тяжесть на теле, когда завалило, и тут же второй толчок, он и погасил сознание.
* * *
– Ну что, парни, пятнадцатое сентября, – отходя от окна, сказал я. – Сегодня меня обещали выписать.
– Если медкомиссию пройдёшь, – сказал капитан Ольнёв, комбат их Сорок Второй стрелковой дивизии.
Я его не знал, он из другого полка, но мысль, что в одной дивизии воевали, душу грела. Очнулся я три дня назад. Как мне сообщили, откопали бойцы, сразу, как немцы улетели, без сознания доставили в медсанбат, а там и на санитарный эшелон. Те из раненых, кто это видел, говорили, что многие девчата-санитарки и медсёстры рыдали. Н-да, в это я верю. А почему бы врачихам не рыдать? У меня с двумя тоже было.
Очнулся я всего три дня назад в Подмосковном госпитале, в Волоколамске. Травм не было, тут амулет защитил, а контузию тяжёлую признали. Сам уже подлечил себя амулетом, сегодня медицинская комиссия, так что тешу себя надеждой, что пройду. Да, вещи у кладовщика свои изучил. Вещмешок, который я в землянке ротного хранил, на месте. Остальные вещи в хранилище.
Красноармейская форма тут была, награды, нашёл и амулет. А хана ему. Сгорел. Хорошо, я ещё пять штук таких же купил. Больше не смог. Эти амулеты делают очень серьёзные маги и обычно защищают их от краж. Я тоже защищал, знаю, о чём говорю. Тут, видимо, просто не успели защиту наложить, так что замена есть, и это радует.
Ладно, новый амулет защиты уже на шее, активен, остальное моё добро не пострадало. Хотя красноармейскую форму придётся менять, эта в лоскутки порвана. Непонятно, почему сохранили. Разрешил её кладовщику использовать на тряпки. Велел новую не искать – мол, у меня своя есть, командирская. Действительно, приготовил форму, петлицы пришиты, как и нарукавные нашивки, кубари младшего лейтенанта, эмблемы общевойсковые.
Прошлой ночью я покидал госпиталь, на аэробайке летал в тыл к немцам. Также под Умань, на юг. Проверял насчёт призыва демонов. Целый батальон полицаев вырезал – и ничего. Расстроило. А пока ждём комиссии. Уже позавтракали, сообщат, когда идти.
Через час действительно вызвали, и я легко прошёл комиссию. Некоторые удивлялись, что я, такой здоровый лоб, тут делаю, но, узнав о коме, что недавно очнулся, кивали и старались получше меня прослушивать. Впрочем, вердикт тот же – годен без ограничений. Так что я побежал оформлять выписку, получать вещи и документы.
Переоделся в форму, сняв больничный костюм, и вот так вернувшись в палату, покрасовался (награды на месте). После чего попрощался с бывшими соседями (им тут ещё куковать), прихватил вещмешок и покинул госпиталь.
Помимо вещмешка за спиной у меня на боку кобура с наганом и на другом боку планшетка. Шинель есть, в запасе, но не доставал: а тепло было. Попрощался с одной из медсестёр, с которой я эти три дня мутил – мы находили укромные места и предавались разнузданной любви. Она молчунья, не хвасталась подружкам, и об этом в госпитале так и не стало известно.
Выйдя на улицу, я энергичным шагом двинул к комендатуре. Стоит отметить, что иногда направление прямо в госпитале давали, но в этом такого нет, и мой путь лежал в комендатуру. Плохо, что меня выбили на такое время, но я уже махнул рукой. Бывает; главное, жив.
Со скуки отправил дрон к позициям Сорок Второй стрелковой дивизии. Не сразу, но Марину нашёл. Дивизия в окружении побывала, но смогла вырваться, к счастью, с медсанбатом. Потеряли всю технику и тяжёлое вооружение, однако вышли. Людям даже не дали прийти в себя – бросили новую оборонительную линию строить и готовиться к боям. Кстати, как раз на этом направлении, на Волоколамск.
Отношений ни с кем Марина не завела, я не заметил. Козырь выжил и ею не интересовался. Я его не засёк. Не хочу бередить старые раны. Главное, у Марины всё хорошо, и это радует. Ребёнка подарил, буду помогать издали, но и всё, встречаться не собираюсь.
Об этом я и размышлял – прощание с медсестрой вызвало эти воспоминания. Кстати, а Нина (так звали медсестру) очень хороша и блюла себя. Сложно было сговорить эту красотку, у неё жених воюет, но я смог. Та потом шептала на ухо, что не жалеет, что поддалась. Теперь есть воспоминания, которые она будет помнить всю жизнь. Это я не расхваливаю себя, хотя может показаться, что именно так. Просто описываю то, что было за три дня в этом направлении.
А вот и комендатура. Городок я с помощью дрона уже обследовал, знаю маршрут. Дежурный проверил удостоверение и выписку из госпиталя и направил меня в один из кабинетов. Там капитан (похоже, раненый, трость прислонена к столу) изучил документы и, подняв папки, нашёл нужную.
– Северов. Было насчёт тебя распоряжение, неделю назад пришло. Направление в штаб Юго-Западного фронта.
– И куда меня?
– Мне откуда знать? На месте и узнаешь. Сядь пока на стул, не маячь, раздражает, оформлю направление и продаттестат.
Капитану хватило пятнадцати минут, чтобы оформить все бумаги. Сообщил, как лучше добраться до Киева, но я отмахнулся, сказал, что у меня лётчики знакомые есть, подкинут. Тот только хмыкнул.
Вот так, получив по продаттестату на складе комендатуры паёк на двое суток, я покинул городок на мотоцикле. Переоделся и на аэробайке полетел к Киеву. Амулеты скрытности и шумоподавления отлично помогли. Сел даже не на окраине – в центре городского парка, рядом с прудом, в кустарнике.
