И только вечером, когда Виктор анализировал прошедший вылет и просматривал свой маршрут на карте, он понял, почему их потрепанный полк до сих пор не уводят в тыл на переформирование, а все еще держат на фронте. Хотя, казалось бы, какой в этом смысл? В полку осталось с десяток самолетов, из них, хорошо если половина сможет одновременно подняться в воздух. Истребители сильно изношены в боях, моторы свой ресурс уже почти выработали, а запчастей нет. Другим полкам дивизии периодически подкидывают самолеты, летное пополнение их, 112-му истребительному с самого сентября ничего не поступало, только комиссара прислали. Но это-то и понятно, старый комиссар погиб, оба политрука эскадрилий тоже сбиты. А без партийного надзора никак. Хорошо, что число задач после последних потерь резко сократилось. Раньше часто летали на прикрытие наземных частей, на сопровождение ударных самолетов. Теперь ничего этого нет.
А все дело в вылетах на разведку. Их полк вел разведывательную деятельность на почти стокилометровом рубеже фронта, начиная от Таганрогского залива. Немцы, отступившие в декабре из Ростова, укрепились здесь, в хорошо оборудованных позициях на высоких берегах рек Миус и Крынка. Наступление наших войск уперлось в эти позиции и остановилось. Штурмовать их в лоб тяжело, необходимо форсировать реку, а потом под ураганным огнем противника карабкаться вверх, на обледенелые высоты. Обескровленным после декабрьского контрнаступления советским частям это оказалось не под силу. Вот и топталась пехота второй месяц внизу, таская «языков» и проводя разведку боем, пытаясь нащупать слабые места в обороне. Вот потому и летали истребители, высматривая, не подвозят ли немцы подкрепления, не готовят ли свое наступление.
Большинство истребительных полков фронта перебросили на запад, под Ворошиловград, где продолжается наступление. На главном направлении от их обескровленного полка толку немного, а здесь даже такой пригодится. По Сеньке оказалась шапка. На полк махнули рукой, выполняет задачи, и ладно, пусть летает, пока совсем не «сточился»…
С утра мороз усилился, и снова зарядил снегопад. Снег сыпал и сыпал, покрывая истерзанную войной землю, закрывая замерзшую грязь дорог. Полеты на сегодня отменили, и летчики полка слонялись по деревне, не зная, чем заняться. Виктор, которому сидение в темной хате надоело, выбрался на улицу размяться и посмотреть окрестности. Все вокруг было белое — снег покрыл камышовые крыши хат, занес проталины, осел на ветках деревьев и заборах. Одного он не мог скрыть — уныние окружающего пейзажа. Хутор, в котором они жили, словно показывал будущую судьбу российской деревни — медленное угасание. Этот хутор начал умирать еще до войны, молодежи было очень мало, она либо подалась в город, на заводы, либо разъехалась по соседним деревням, что побогаче. Многих мужиков уже забрали на фронт. Запустение виднелось везде. Неудивительно, что в будущем на этом месте была только небольшая роща. Только остатки фундаментов да старые, выложенные известняком колодцы говорили, что здесь когда-то жили люди.
За околицей, на засыпанной снегом, не пробитой еще дороге стояла телега с лошадью. Хозяин телеги, судя по росту, подросток, возился с другой стороны, скрытый бортом. Лошадь была вся мохнатая, под стать своему хозяину, такая же маленькая. Она словно олицетворяла собой всю мировую скорбь и уныние. Она спокойно ожидала дальнейшего движения, равнодушно смотря на Виктора, на снег и на весь мир. Выглянул возничий, это оказался не молодой уже, маленький кривоногий красноармеец, увидев Виктора, он оживился.
— Товарищ сержант, угостите табачком?
Виктор отрицательно помотал головой:
— Не курю!
Лицо у солдата разочарованно вытянулось, он начал было поправлять вожжи, готовясь ехать, но тут Саблин разглядел содержимое телеги.
— Слушай, а у тебя патроны в ящиках? А к «ТТ» есть?
— Ну, есть, а что?
— А можешь один ящик дать, у тебя их вон сколько, а то мы без патронов сидим.
— Э-э, камандир, мне за ящик старшина знаешь, что потом оторвет?
— Он, у тебя что, патроны считает? Не свисти…
— Считает не считает, какое тебе дело? Не дам…
— Слушай, ну давай тогда махнемся, ты мне ящик, а я тебе табаку. У меня завалялась пачка «Казбека».
— Давай «Казбек», за «Казбек» старшина мне ничего не оторвет, и мне четверку.
— Осьмушку!
— Хорошо, осьмушку, — широкое лицо красноармейца расплылось в довольной улыбке.
Так Виктор стал счастливым обладателем целого цинка патронов к пистолету. Возвращаясь к хате с цинком под мышкой, он увидел курящих на крыльце Игоря и Вахтанга.
— О, Витек, — Шишкин ехидно ухмыльнулся, предвкушая развлечение, — признавайся ты, где ящик спер? Что там?
— Я спер? — он горделиво выпрямил спину. — Я его честно заработал! Обменял на ваш табак!
— Гы-ы. Раз табак наш, то и ящик наш, — довольный Вахтанг подмигнул Шишкину.
— Ребята, вы ни хрена не понимаете в экономике, а я вам предлагал умную книжку Адама Смита почитать. Смотрите, табак был у вас, а ящик теперь у меня. Видите? Вы отсутствуете в товарных отношениях.
— По-моему, он нам морочит голову!
— Точно, — поддержал Вахтанга Игорь, — надо дать ему в ухо!
— Варвары. Но так и быть, я пойду навстречу вашим пожеланиям. Ящик ваш, а патроны в нем — мои.
— Патроны? Так чего ты Ваньку валяешь, пойдем стрелять!
Цинк расстреляли за полдня. Все праздношатающиеся летчики мигом побросали свои дела и примчались на импровизированное стрельбище на небольшом пустыре у хутора. В качестве мишеней использовали все, что сумели найти. Все найденные под снегом пустые консервные банки были расстреляны в решето за полчаса. Потом пошли в ход всевозможные чурбачки, кукурузные початки, все, во что можно было всадить пулю. Виктор столько не стрелял в жизни, под конец дня он немного оглох, но был доволен стрельбами. Это занятие понравилось всем в полку. Начальство даже пошло навстречу, в пустом капонире соорудили специальный тир, разжились изрядным запасом патронов. Даже соревнования между эскадрильями устраивали. Богатая стрелковая практика начала приносить свои результаты. Так, стреляя первый раз по консервным банкам в компании Игоря, Вахтанга и Лехи Соломина из первой эскадрильи, Виктор позорно мазал. Вроде и мишень близко, и совместил все как надо, но банка так и остается целой, пули лишь выбивают фонтанчики снежной пыли вокруг. Спустя всего лишь неделю и добрую тысячу расстрелянных патронов, он научился более-менее сносно стрелять. Не снайпер, конечно, но мишень поражал довольно уверенно. И даже чистка оружия после стрельбы приносила удовольствие. Усесться после ужина на скамейке, разложить на портянку разобранный пистолет и под неспешный разговор, пока в крови еще гуляет наркомовская порция, неторопливо протирать закопченные детали. Это стало для него неким ритуалом, отлетав днем и позанимавшись спортом перед ужином, после он обязательно чистил пистолет, даже если не стрелял. Ему казалось, что если он внезапно пропустит это занятие, то на следующий день его обязательно собьют…
