Мне было хорошо. Хорошо, несмотря ни на что: ни на окружающую нас пустыню, ни на тот факт, что я понятия не имел, куда дальше направляться и какие невзгоды меня с Люськой могут ожидать. Мне было хорошо от того, что я вновь на Дороге, словно на место встал тот недостающий кусочек жизненной мозаики, что около полугода не давал мне покоя. Мне было хорошо от отсутствия скопища ненужных правил и условностей, которые мы привыкли называть повседневной жизнью и работой. Внутри, сонным котенком, мягко свернулось чувство удовлетворения от осознания того факта, что я не оставил свою команду, хоть и очень припозднился на встречу с ними. Я вдыхал чистый, не загаженный заводами и автомобильными выхлопами воздух, смотрел сквозь прозрачнейшую атмосферу на крупные соцветия звезд и наслаждался понижением температуры, хоть это и грозило довольно-таки серьезным холодом под утро. Что ж! У нас с сестрой была крыша над головой (к слову, моя головная боль благополучно прошла, возможно, благодаря кровотечению из носа) и огонь в очаге. Вот только непонятно было, что за несгораемая жидкость там пылала: на нефть непохоже, да и запах довольно приятный… Я подозревал, что это какой-то местный природный ресурс, пробившийся на поверхность и обложенный камнями очага… но почему на холме — непонятно. Ладно, загадок в мирах по Дороге столько, что и сотни жизней не хватит, чтобы все разгадать, так зачем ломать голову над одной из них? Горит, давая тепло и возможность приготовить пищу, — и ладно. А сейчас меня неплохо спасала от холода куртка из шкуры плазмозавра — поклон контрабандисту Ангелу…
Заднице было относительно тепло: камень крыши еще хранил остатки дневного тепла, но уши у меня уже стали подмерзать. Однако градусов десять всего выше нуля, а может, и менее того. Это после дневной сорокаградусной жары-то…
— Леш, иди кушать!
Я еще раз окинул горизонт взглядом: тишь, пустота… Даже какие-нибудь ночные зверюги голос не подают. Ну и ладно. Спокойнее будет спать.
Засунув дробовик в заплечную кобуру, аккуратно спустился с крыши по специально выступающим из стены камням, образующим некое подобие лестницы. Под дверьми меня терпеливо ожидала Маня. Гивера притащила вторую собаку: точь-в-точь такую же, как та, что попала под выстрел самострела в хижине и чей труп я завалил камнями неподалеку от хижины. Только на этой собаке не было следов попадания дроби, а вот зато голова отсутствовала напрочь.
— Добычу притащила? — вздохнув, спросил я у Мани. — Тащи ее отсюда, охотница, а то женского визга не оберешься!
Маня недоуменно посмотрела на меня: мол, я же для всех старалась! Мясо принесла!
— Ты сама его жуй, ладно? — попросил я Маню. — А мы пока супом из концентратов обойдемся…
Маня презрительно фыркнула и с хрустом перекусила собачью лапу. Я даже вздрогнул, потом потер лоб и шагнул в хижину, закрывая за собой дверь. Хотя если гивере захочется внутрь, поспать у меня под боком, то ей прогрызть ржавый металл двери — как мне шоколадкой похрустеть. Она на раз толстые прутья клетки да шебекские полицейские доспехи вскрывала, так что ей эта дверка…
Размышляя в очередной раз о загадке состава Маниных многорядных зубов, я уселся на ящик за импровизированный стол, слабо освещенный пламенем не гаснущего очага, вытащил дробовик из кобуры, приставил к столу.
Люська постаралась от души: наверное, половина моих припасов была живописно расставлена на поверхности расстеленного туристического тента, которым сестра, за неимением скатерти, накрыла ящики. Посреди стола даже букет из засохшей местной растительности стоял, воткнутый в консервную банку, обмотанную золотистой фольгой какой-то упаковки.
— Красиво? — игриво спросила Люська, ставя передо мной миску с супом. — А что там за дверью хрустит?
— Красиво, — подтвердил я. — Только зачем это все? Суп поедим и — хватит…
— Для эстетики, — снисходительно объяснила брату-неучу Люська, отвлекшись от звуков, исходящих из-за двери. — Чтобы приятно кушать было. Эх, Леша… ты как все мужики: лишь бы еда была…
Сама она налила себе суп в широкую консервную банку — у меня в запасенных с Земли вещах второй миски не было, — взяла универсальный туристический нож с раскрытой ложкой…
— Приятного аппетита.
— Погоди, — я остановил ее руку с ложкой, — поблагодарить нужно.
Люська вскинула на меня недоуменные глаза.
— Кого?
— Творца. — Я старался спокойно и ясно смотреть на сестру.
Люська подумала немного, снова взглянула мне в глаза…
— Давай.
Я закрыл глаза, взял сестру за руку.
— Господи… — У меня чуть не сорвался голос от непривычного волнения (я первый раз молился с другим человеком). — Благодарим Тебя за все Твои дела, за заботу и за пищу с кровом. Благодарю Тебя за мою смелую сестру. Спасибо, что вывел нас на Дорогу. Прошу, помоги найти наших друзей в этом мире и благополучно добраться до нашей цели… — я немного помедлил, борясь с самим собой, — …но да будет во всем воля Твоя. Аминь.
— Аминь, — тихо повторила Люська.
Я открыл глаза, отпустил Люськину руку.
— Приятного аппетита, — пожелал я и проглотил первую ложку супа, откусил хлеба…
В практически полной тишине хижины только моя ложка звякала о тарелку. Я поднял глаза. Сестра как-то странно смотрела на меня, будто первый раз увидела и теперь изучала незнакомого ей человека.
— Что? — не выдержал я.
— Знаешь. — Люська как-то по-взрослому была серьезна, словно только что перешагнула юное легкомыслие, и ее мысли потекли совершенно по-новому. — Знаешь, а ведь я только сейчас поняла, что все то, что ты мне говорил до этого: про Дорогу, другие миры, перевозку грузов, различных тварей и прочее, — все это действительно реально, и я по-настоящему нахожусь не на Земле, не на нашей планете…
Она вздохнула. Я молчал, ожидая продолжения.
— Это и грустно, и торжественно как-то. — Люська покачала головой, подперла щеку ладонью. — Ты мне расскажешь, что там с тобой происходило, что такое случилось, что ты к Богу стал обращаться? Я знаю, что на войне многие верить начинают, в серьезных ситуациях, в катастрофах… Расскажешь? Нет, можешь не сейчас — потом, когда у тебя настроение будет, ладно?
Я кивнул, продолжая хлебать суп.
— Вот и ладно. — Люська снова взяла ложку. — Ой, суп-то так себе: концентрат, он и есть — концентрат… Ты, вообще, продуктов таких набрал неполезных!
Я облизал ложку, кинул в рот оставшийся кусочек хлеба.
— Родная, иногда это счастье — иметь вот такой ужин, огонь, крышу над головой и приятного собеседника. Мы настолько забили свою жизнь пустой суетой и гонкой за наживой и признанием своего авторитета, что пытаемся выдумывать себе потребности, в которых, зачастую, не нуждаемся. Люди забыли, насколько важны такие действительно нужные и необходимые понятия, которые и являются основами жизни человека: дружба, взаимопомощь, жертвенность, мир в сердце. Даже слово «Любовь» стало у нас синонимом, а зачастую заменителем выражения «беспорядочные половые связи». Люди потеряли ценность понятий «семья», «семейный очаг», «супружеская верность». Мы разучились ценить простые вещи, без которых человеку иногда так трудно выжить… выжить и остаться при этом человеком.
