ли в отпуск, то ли в командировку.
Конечно, это не могло не расстроить Тавагото, но гнаться в зиму за Сергеем Самозваным было очень глупо и бессмысленно.
[Тава: …]
[Мун: …]
Несмотря на то, что император нёс много самой настоящей чуши, но в плане того, что аптапаро просто не мог его убить, он был прав.
[Тава: …]
[Мун: …]
Тавагото слабо понимал, что конкретно ему стоило делать. Он лишь хотел стать сильнее – возможно через год, а может и лет через десять. В любом случае, вся его нынешняя уверенность держалась на одной лишь жажде мести.
[Тава: …]
[Мун: …]
Тем не менее, страх абсолютно никуда не ушёл. Черноволосый зверолюд остался настолько же пугливым, как и до этого. Разве что теперь он пытался скрывать свой страх и не дрожать на людях, хоть и получалось это, впрочем, не всегда.
[Тава: …]
[Мун: …]
К его удивлению, главным в Йефенделле остался тот самый слепой мужчина, что разглагольствовал с ним о бессмертии около недели назад.
Тем не менее, он не стал ничего вводить или даже объявлять – большая часть города вообще не знала про то, что император покинул столицу.
[Тава: …]
[Мун: …]
Таве платили всё также 100 монет – только вот теперь оставлял их не Зет, а сам Верфиниций, так как никаких слуг во дворце-то и не осталось кроме черноволосого аптапаро.
[Тава: Ммм? Так мы уже закончили… Быстро мы…]
[Мун: …]
Девочка с прямыми серыми волосами и лилово-голубыми глазами радостно подпрыгнула, устремив свой маленький кулачок вверх.
Говоря о Мун, ей изменения в поведении её напарника не могли не понравиться. Девочке казалось, что он просто перестал грустить – и всё. С другой стороны, а что ещё можно было требовать от маленькой девочки?
[Тава: …]
***
[Тава: …]
[Циллиана: …]
Из кружки веяло приятным горячим паром и ягодным ароматом. Рядом с киселём на тарелочке разлеглись жёлтые пропотевшиеся картофелины и жирная, покрытая в некоторых местах чёрной коркой котлета.
[Тава: Спасибо…]
[Циллиана: Приятного аппетита.]
Нет, зверолюд не был сейчас в монастыре – он вместе с Мун сидел всё в той же корчме и, как уже можно было заметить, заказывал всё то же самое, что и всегда.
Тем не менее, буквально несколько секунд назад перед ним стояла худощавая девушка с бледной кожей, короткими волнистыми волосами цвета снега и слегка выпирающими из-под верхней губы зубами.
Циллиана стояла в каком-то простом белом платье и жёлтом фартуке. Девушка то и дело разносила подносы и кружки меж столиков, мило улыбаясь посетителям. Большинство из них, впрочем, провожало её довольно жалостливым и соболезнующим взглядом – всё-таки она была пустопузкой (хоть Тавагото, к слову, этого термина вообще не знал).
[Тава: …]
Дело в том, что буквально вчера вечером скончалась мать Циллианы. Она была довольно старой и болезненной, да и после переезда ей заметно поплохело, так что… Это было даже немного предсказуемо.
Дело в том, что муж покойной женщины бросил её как раз после рождения Циллианы. Мужчина посчитал, что мать девушки не могла вынести нормальное потомство, так что просто оставил её одну вместе с дефективной дочерью.
Конечно же для молодой крестьянской девахи это было тяжёлым испытанием, но она всё-таки взрастила Циллиану и дожила почти до сорока лет. Последние годы, тем не менее, она часто плакала, корила себя, проклинала Циллиану и впадала в ступор или беспамятство на непродолжительное время, бормоча имя того самого мужчины, видимо из-за скорби по утраченной жизни.
[Тава: …]
[Мун: …]
Однако девушка не выглядела грустной или скорбящей – казалось, ничего в её жизни существенно и не изменилось. Да, теперь ей пришлось найти нормальный постоянный заработок, чтобы жить дальше независимо от поддержки Фильки, приютившего их в конце осени, но в целом она, казалось бы, со всем смирилась.
[Тава: …]
[Мун: …]
Всё-таки она физически не могла иметь детей из-за своего здоровья, так что и её бабская жизнь не имела много смысла. Видимо, девушка осознала это уже очень давно, так что решила просто жить в своё удовольствие и делать добро людям, дабы не жалеть о прошедшем дне.
[Тава: …]
[Мун: …]
[Циллиана: …]
[Филька: Добрый вечер.]
Неожиданно в гостиницу вошёл долговязый паренёк в чёрном смокинге. Его длинные чёрные волосы были заплетены в небольшой пучок, а под голубыми нмутноватыми глазами ясно вырисовывалась пара тёмных мешков.
Держа ладони в карманах, около которых на ремне всё так же висел небольшой арбалет, он поздоровался с Циллианой, стоявшей буквально в трёх метрах от Тавагото – у стойки.
[Циллиана: Что ты здесь делаешь, Филимон?]
[Филька: Да просто проведать пришёл, ничего срочного…]
На самом деле, зверолюд очень плохо понимал, какие вообще отношения были между Филькой и этой белокурой девушкой. С первого взгляда можно было бы решить, что они были парой, ну или хотя бы близкими друзьями, но ни страсти, ни какой-то излишней увлечённости в их голосах и взглядах не было.
Филька говорил тепло и радушно со всеми, да и Циллиана тоже мало кому отказывала в доброй и расслабляющей улыбке. К тому же она ещё и звала его исключительно «Филимоном», чего вообще не делала абсолютно никто в Йефенделле.
Говоря об этом, Филька кое-как, но успел стать некой знаменитостью в городе. Обычные люди знали его, как спокойного и доброго человека, медленно, но верно добивающегося успехов у Рорикдеза фон Амбьердетча.
Среди зверолюдов он вообще был легендой, а именно «Кьюсейшу». Большинство коренных жителей столицы (да и сам Филька, чего уж греха таить) вообще еле-еле могли выговорить это отвратительное слово, но оно, тем не менее, просто означало банальное «друг» с одного из древних зверолюдских языков, используемым сейчас исключительно в виде терминов или молитв. Якобы только не зверолюд, оказавший большую помощь зверолюдам, был достоин такого звания.
Стоит сказать, что этот титул был вполне заслуженным: за полтора месяца юноша приютил чуть ли двести самых разных зверолюдов. Все они так или иначе в итоге уходили на заработки или вообще в преступную деятельность, так что и количество их быстро рассасывалось до нуля. Тем не менее, теперь чуть ли не половина всей преступности столицы уважала Фильку, да и работяги многие с ним здоровались чуть ли не каждый божий день.
Стоит ещё сказать и про духовенство, потому как священники Авагарлийского Креста, приехав в столицу и убедившись в безнадёжности всего положения, назначили самого обычного Филимона протоефеем и вручили ему тот самый пресловутый
