Логику действий аристократии и церкви Таргус не понимал: у его жены ведь есть больше сотни тысяч первоклассных легионеров, способных вернуть как минимум европейскую часть России и против них не поможет вообще ничего. И императрица вернёт себе Россию, только чуть позже. Ради чего они впутались в эту сомнительную схему с Иоанном III и Временным правительством? На что надеялись?
Таргусу было решительно непонятно.
— Ваше Императорское Величество! — вбежал посыльный от наблюдателей у особняка.
Таргус посмотрел на него.
— Постояльцы особняка спешно собираются и грузятся в экипажи! — посыльный задыхался от быстрого бега. — Утекут скоро, Ваше Императорское Величество!
Вскочив, Таргус начал собираться.
Хаоситы что-то почуяли или получили срочный приказ, ведь только так можно объяснить их спешное бегство. Но это недопустимо.
В общем зале он подошёл к сидящим за столом охранникам Бирона.
«Меняем план», — написал Таргус. — «Всем вооружиться и на коней. Огнемёты оставьте, они бесполезны».
Надо было не медлить и штурмовать сегодня. Таргус поднялся в личный номер и начал облачаться в свою броню скрытого ношения и мундир.
//Королевство Швеция, г. Стокгольм, 13 января 1748 года//
Ломоносов ворвался в здание Сената и безапелляционно прошёл сквозь центр Зала Прений.
Вещавший что-то с трибуны сенатор Магнус Гуннарсон, облачённый в ставшую обыденной в этом месте тогу, поражённо вылупился на Михаила Васильевича.
Тот был вооружён винтовкой, которую забыл отдать кому-нибудь, и покрыт окровавленной бронёй, помятой во множестве мест. Вчера он спал в траншейном блиндаже, рядом с ополченцами, а сегодня утром прямо как есть пошёл в Сенат.
— Господин канцлер, врываться сюда без… — начал один из ассистентов Гуннарсона.
— Господа! — произнёс он, подвинув Гуннарсона на кафедре. — Мы в очередной раз спасли город от датских вторженцев! Но это не может продолжаться слишком долго! Пора ввести всеобщую мобилизацию! Оружия у нас достаточно, но не хватает людей!
— Если бы вы не потеряли бездарно… — начал сенатор Гуннарсон.
Речь шла о потере половины ополченческой армии, допущенной в том числе и по вине Ломоносова. Но ландграф Карл I — талантливый полководец, учёные-химики ему не чета. В отличие от многих, ландграф умеет извлекать уроки из поражений. И Михаил тоже.
— Я за свои прегрешения отвечу перед императрицей! — прервал его Михаил Васильевич. — А как вы объясните ей потерю Швеции⁈ У нас есть все инструменты, чтобы вытравить датчан обратно в их ледяные пустоши! С юга нас поддержат легионы Шлезвига!
— Да там одни бабы! — воскликнул кто-то с трибун. — Много они навоюют⁈
— Они уже близки к Копенгагену! — заявил Ломоносов. — Отразили наступление датчан, обратили их в бегство, а затем на их плечах вошли в датские города! Много ли они навоюют⁈ Уже навоевали! А что сделали мы⁈ Враг под Стокгольмом, связи с соседними городами нет, а ополчение почти пало духом! Вчера враги могли ворваться в столицу! Насилу отбились! Но это ещё не конец! Нужно объявлять всеобщую мобилизацию!
— Это слишком рискованный шаг, — высказал общее мнение сенатор Гуннарсон.
Михаил вперился в него тяжёлым взглядом. Умей он убивать взглядом…
Он их понимал. Всеобщая мобилизация — это непопулярный ход, резко понижающий их шансы на следующих выборах. Только вот они не понимают, что ещё чуть-чуть и не будет никаких следующих выборов…
— Да поймите вы уже наконец: никто, кроме нас, не защитит Швецию! — воскликнул Ломоносов. — Или вы надеетесь на женские легионы, которые так презираете⁈ Так зря надеетесь! Никто не придёт!
Это он знал буквально из первых рук: графиня Зозим писала, что из-за датского флота оперативная передислокация легионов в Швецию невозможна. Они одни.
— Как это не придёт?..
— Не могут же они нас всех тут…
— Невероятно…
— Умом непостижимо…
— Надо ведь что-то делать, господа…
Ломоносов с удовлетворением видел панику на лицах сенаторов. Привыкли жить без войны, решать мирные вопросы, но когда настало по-настоящему трудное время, внезапно оказалось, что никто не хочет брать на себя ответственность.
— В связи с вызовами времени, предлагаю избрать диктатора до окончания войны, — вновь ошарашил сенаторов Михаил Васильевич.
Магистрат — это весьма простая и понятная структура. Есть высшие должности: цензоры, преторы и консулы. А есть низшие: трибуны, квесторы и эдилы. Все эти должности коллегиальные, то есть назначается два человека. Но имеются также экстраординарные должности: военный трибун и диктатор.
Последний — это человек, наделённый всей полнотой власти для решения определённых проблем. Например, управление страной в военное время. И пусть древние с диктаторами неоднократно обжигались, но Михаил Васильевич решил, что по-другому сейчас нельзя. Решимость его подкрепила и Зозим, настоятельно советовавшая ему стать диктатором.
— Избирать его будем сейчас, — постучав молотком по подставке, продолжил Ломоносов. — Ответственность за действия, совершенные во время войны, избранный сегодня диктатор будет нести после подписания мирного договора. Нет времени на раскачку, нет времени на споры и рассуждения. Нужно решать прямо сейчас.
— Но это захват власти! — возмутился сенатор Гуннарсон.
— Кем? — не понял Ломоносов. — Я что, навязываю вам свою кандидатуру? Диктатором может стать любой из присутствующих! Выставляйте свои кандидатуры!
Сам он взял бумагу с кафедры и начал заполнять список.
Кандидатов было всего трое: канцлер Ломоносов, старший сенатор аф Ингерланд и сенатор вон Платен.
— Открытое голосование начинается! — провозгласил Михаил Васильевич. — Кто за наделение сенатора вон Платена диктаторскими полномочиями?
Леса рук не было. Двадцать семь человек отдали свои голоса вон Платену, недовольно оглядывающему зал.
— Кто за наделение старшего сенатора аф Ингерланда диктаторскими полномочиями? — задал следующий вопрос Ломоносов.
Тут уже побольше, семьдесят восемь рук. Аф Ингерланд — уважаемый человек, автор законопроекта, регулирующего взаимоотношения между акционерными обществами. Экономист, но не диктатор, это понимали почти все.
— Кто за наделения канцлера Ломоносова диктаторскими полномочиями? — спросил Михаил Васильевич.
А вот здесь ситуация была кардинально иной: из пятисот присутствующих сенаторов за Ломоносова проголосовало четыреста восемь. Остальные воздержались.
— Большинством голосов канцлер Михаил Васильевич Ломоносов избран диктатором Шведского королевства до окончания войны с Датским королевством! — соблюл протокол Ломоносов.
Сенаторы дали ему овации, но это тоже протокол. Не думал он, что когда-нибудь придётся брать на себя такую ответственность, но, увы, смерть императора изменила абсолютно всё…
— Первый мой диктаторский эдикт: объявляю императивное принятие всеобщей мобилизации, — продолжил Ломоносов.
Облегчение на лицах многих сенаторов. В будущем, когда их будут спрашивать, почему чьи-то дети погибли во время войны, они смогут сказать: «Это не мы! Это всё он!»
«Трусы», — подумал Михаил Васильевич, но внешне отношения не проявил.
Но созвать ополчение — это даже не полдела.
— Военным трибуном назначаю Карла Генриха Врангеля, он будет ответственен за оснащение и устройство нового ополчения, — продолжил Ломоносов. — Эдикт в письменной форме будет в ближайшие два часа. Далее привожу в действие законы военного времени.
Последнее — ужесточение наказаний по действующему уголовно-процессуальному кодексу.
Сенаторы отнеслись к этому с равнодушием. Ответственность за эдикт будет на Ломоносове и на их избирательной кампании это никоим образом не скажется.
— Сенатор аф Ингерланд — вас назначаю чрезвычайным цензором по средствам массовой информации, — вновь заговорил Ломоносов. — И вот вам сразу поручение: в полной мере доведите до населения информацию о всеобщей мобилизации и введении законов военного времени.
