— Понимаешь, мне нужно будет поехать, — попытался я объяснить Илоне. — Это важно для моей семьи на Земле.
— Финансы? — встрепенулась Илона. — Если нужна какая-то помощь… Папа знает, как ты помог, так что…
— Нет, не в этом дело…
Илона как-то враз потухла, потускнела.
— Понимаю, у тебя там девушка. Что ж, это святое.
— С чего ты взяла?
«Ревнует, она ревнует!»
Илона хмурилась, отбивая носком ботиночка такт по дощатому полу беседки.
— Я все понимаю, Алексей. Твое поведение говорит об этом. Просто…
«Да помоги же ей, идиота кусок!»
— Что просто?
— Просто мне на какое-то время показалось, что ты мне симпатизируешь.
Она выдавила это из себя и замерла, побледневшая, напряженная… Как-то это не вязалось с ее прежней самоуверенной прямотой.
— Конечно, симпатизирую! Ты красивая и очень обаятельная девушка, такая не может не нравиться…
«Боже мой, какую ерунду я несу…»
Илона гордо выпрямилась.
— Только не надо меня жалеть. Я все понимаю: хорошие друзья, а дома на Земле ждет она, а я дура, что распустила хвост… Прости, если тебе это неприятно…
Я чуть не сгреб ее в охапку, но сдержался, балансируя на грани страха и надежды, отбиваясь лихорадочными доводами от липких объятий сомнения.
— Видишь ли, Илона, — осторожно начал я. — У меня была девушка там, на Земле. Но дело в том, что я забыл о ней, когда тебя увидел.
Илона пристально уставилась мне в глаза.
— Вы помолвлены? — прямо и жестко спросила она меня.
Я покачал головой.
— Ты ей что-то обещал?
— Нет.
Илона пожала плечами:
— Тогда я не понимаю. Что ты скрываешь?
Я вздохнул, собираясь с силами.
— Страх.
— Чего ты боишься? Что тебя пугает?
И тогда я решился.
— Видишь ли, Илона, я не представлял собой там, на Земле, ничего особенного: простой парень, пытающийся выжить в инфляционной круговерти, когда обесцениваются не только деньги, но и понятия чести, благородства, верности. Когда я попал сюда, я встретил самую красивую, нет — самую прекрасную девушку из всех, которых я когда-либо видел. Я, валяясь с дыркой в… ноге, мог воспринять ее заботу о больном просто как сочувствие. — Илона слушала, опустив голову, и густая прядь мешала мне видеть ее глаза. — Проблема еще в том, что эта девушка намного богаче меня, и это серьезное препятствие, если учитывать, что за ней ухаживают такие крутые красавцы, а я, признаться, простецкий парень, каких много.
Я заметил, что из-за густой пряди вниз упала крупная капля, и заторопился, ужасаясь возможности женских слез.
— Всегда есть возможность того, что накал страстей и событий пройдет, вернется отрезвляющий фактор приехавшего отца, и романтический ореол рассеется без следа. И к тому же самое главное — моя семья, мама и сестренка, на Земле, и я им нужен.
Я замер, ожидая реакции. Господи, хоть бы не плакала…
— Значит, так, — сказала Илона, не поднимая головы. — Ты — дурак!
— Вот с этим я абсолютно согласен, — смиренно согласился я. — Я же говорил, что…
Она подняла голову, и я оторопел при виде ее ослепительной улыбки и сияющих глаз.
— И надо же, чтобы в такого дурака я влюбилась, — сказала она, продолжая улыбаться. — Ну какая разница, кем ты был там? Какая разница, кем ты себя считаешь? Неужели ты все время скрывал чувства ко мне, боясь красоты и положения?
— И еще — что ты одолеешь меня в рукопашной.
Илона закатилась звонким смехом, что меня очень ободрило. Действительно, последняя моя фраза прозвучала тупо, но это было то, что надо, что разрядило остатки напряжения между нами.
И я обнял ее, несмело, осторожно. Зарылся в каштановое облако ароматных волос, не веря в такое счастье… Нашел ее щеку, губы…
Из беседки мы вышли на закате, когда медсестра прокричала все легкие, зовя меня к ужину.
— Где можно было сидеть?! — возмущалась она — пухлая, крикливая, но, в общем-то, добрая женщина лет пятидесяти. — Я все горло проорала!
— Простите, тетя Фира, — покаянно склонил я голову, поставил принесенный из беседки чемодан на пол палаты. — Заговорились, общаясь, не заметили…
— Я вижу, как вы общались, — ехидно сощурилась медсестра: — Губы, как вареники, распухли. Ты ж девушке все щеки щетиной исцарапал, эгоист!
Я вопросительно взглянул на Илону, та кивнула, смеясь и краснея. Незадача: похоже, бриться придется чаще, чем два раза в неделю…
— Что-то придумаем, — Илона угадала мои мысли. — В крайнем случае отрастишь бородку и усы, как Ермака жена заставила сделать. А что? Тебе пойдет! Мужественнее будешь выглядеть, взрослее, солиднее…
Издевается…
— Давайте за стол садитесь! — прикрикнула на нас медсестра. — Засохнете от своей любви, есть позабыли уже — меня пан Стах из больницы выгонит!
— Ты отцу будешь говорить? — тихонько спросил я Илону, когда медсестра вышла.
— Он и так знает: думаешь, он слепой? — Илона наградила меня одной из своих сногсшибательных улыбок. — Он еще раньше меня самой знал, что ты мне нравишься.
Я притворно вздохнул:
— Бедный Жан… Не жалеешь?
Глаза Илоны зло блеснули — я чуть не попятился.
— Я бы его твоей гивере скормила, слизняка!
— Не нужно — отравится еще…
Илона улыбнулась, глядя на меня немного грустно и в то же время жадно, словно стараясь насмотреться загодя, наперед. Я понимал, что она не хочет, чтобы я уезжал. Да я и сам не хотел.
«Да уж, такая удержит, — сам себе пожаловался я. — И как мне теперь поступать? Какой сделать выбор?»
Ладно, успокойся, Проходимец, зачем жечь нервы понапрасну? Прежде чем сушить мозги и сердце, сначала все-таки следовало поговорить с Вержбицким о предлагаемой поездке. Хотя бы для успокоения совести.
Илона в это время продолжала рассматривать мое лицо, и, когда я принял решение, она грустно вздохнула:
— Ты решился ехать.
— Нет, просто поговорю, узнаю условия, ожидаемые трудности, процент вероятности успешного вывоза моих с Земли…
— Ты поедешь в эту поездку, — Илона взяла меня за руку. — Я и сама бы поехала, будь я на твоем месте. И я не буду тебе мешать: иначе твой выбор остаться со мной будет давить на нас очень долго. А я не хочу видеть твою грусть на протяжении всей жизни, сколько там у нас с тобой ее будет, понимаешь?
Я поцеловал ее руку, еще больше проникаясь восхищением к этой не только красивой, но и мудрой и доброй девушке.
— Вы что, еще ничего не съели?! — возопила появившаяся на пороге палаты медсестра. — Илона, ты мне пациента угробишь! Немедленно давайте сюда тарелки — я снова разогрею. Ишь, моду взяли: за едой разговаривать!
