— Что же вы? Я жду вопросов.
— Вопросы, вопросы — зачем? Мир тонет в вопросах, — я устало вздохнул. — Конечно, не спорю, вы могли бы на многое мне ответить, но, право-слово, не хочется. Ни спрашивать, ни допрашивать. Скучно, Евгений Палыч. Тем паче, что я и без вас все знаю. Про подарок губернатора районному отделу РУОП, то бишь — серебристый «Фольксваген», про отношения вашего полковника с нашим генералом и так далее, и тому подобное. О чем же мне вас спрашивать?… Про красавицу жену офицера Костикова я тоже наслышан. И рад, что ваша прекрасная половина наконец-то собралась с духом и решилась рожать. Про четыре сотки и ветхую хижину близ Белой речки, купленные прошлым летом, опять же получил подробнейший докладец. Что ж… Дело житейское, все мы немного фермеры и крестьяне. Как ни били бедных граждан, как ни раскулачивали в годы советской власти, а тяга к латифундии так и осталось в нашей крови. Ведь так?… Так, капитан, конечно, так, — я пожал плечами. — В общем каких-либо неясных туч на моем горизонте не наблюдается. Каких же вопросов вы ждете?
Голос мой журчал сахарным ручейком, но аппетитец вельможному гостю я все-таки подпортил. Напитком из Бразилии он не поперхнулся, но блеск из его глаз окончательно пропал.
— Вы что же, угрожаете мне?
— Ничего подобного! Вот было бы стыдно наезжать на профессионала с такой примитивщиной! С вами, Евгений Палыч, интересно воевать интеллектом. Вы шахматист, а я любитель поиграть в поддавки. Вы копите компромат, а я выжидаю и в нужный момент спихиваю все на некое третье лицо, с которого уже не спросишь. Увлекательно, правда?
Он молчал.
— Более того — вам, Евгений Палыч, твердо могу обещать следующее: если я когда-либо узнаю, что некто из рода мохнатых соберется шугнуть вас из родной конторы, а к этому рано или поздно вы, неисправный вольтерьянец, несомненно приплывете, то я этого мохнатенького щелкну по носу и одерну. Вот этой самой рученькой. Чтобы не трогали любимого мною человечка, не мешали ему жить и работать. Вы честный противник, а честные противники необходимы для поддержки здорового тонуса.
Капитан ухмыльнулся.
— А если я когда-нибудь вас все-таки прищучу?
— Не стоит даже стараться! — Я покачал головой. — Да нет, в ваших способностях я как раз не сомневаюсь. Яму вы мне постараетесь выкопать и впрямь преогромную. Напрягшись, возможно, даже сумеете меня туда спихнуть. Но ведь из ямы несложно выбраться!
— Понимаю. Кого надо — уберете, других подкупите.
— Умничка вы мой! Ну конечно же! Сделаю все, что в моих силах, чтобы выбраться на волю! Не люблю, знаете ли, глядеть на небо в клеточку. Поэтому использую все средства и способы, а их у меня, поверьте, хватает с избытком. Кстати, знаете ли вы, что на уголовном слэнге означает слово «яма»?… Вот-вот! Воровской притон, хаза, малина и прочее. Так что реальных ям для нас, увы, не существует. Говорю это, между прочим, без всякого бахвальства. Просто констатирую факт. Мотайте на ус, потому как ахилесова пята ментов и всего нашего строя как раз и образована данным обстоятельством. Закон не поощряет ваших действий, зато в немалой степени способствует нашим. Как ни грустно, но это так. Именно по вышеуказанной причине вся ваша работа — голимый пшик.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно! Сами задумайтесь, кого вы сажаете? Подзаборную шелупень, стрелочников. Укажите мне хоть одного изобличенного авторитета. Даже не в городе, — в стране! Есть такие? Весьма сомневаюсь. Нет и не будет. Потому что до нас вам попросту не доплюнуть. Далековато и против ветра. Утираться придется. — Смягчая собственные слово, я чуть улыбнулся. — Но даже тех, кого вам удается иной раз спровадить на нары, вы, в сущности, не сажаете.
— Извините, не понял?
— Все очень просто, Евгений Палыч. Вы отправляете их на курсы повышения квалификации — только и всего. Из зон возвращаются, как из горячих точек, — озверелые и потерявшие последнюю веру в добро. Таких, кого там не ломают в три излома, почти нет. Что делается на зонах для малолеток, не мне вам рассказывать. В качестве примера мог бы познакомить с некоторыми из моих мальчиков. Душегубы без страха и упрека. Потому что успели побывать ТАМ. Спрашивается, какому же богу вы служите? Вашему или нашему?… А-а! Молчите! Потому что тоже догадываетесь об ответе. Вот и выходит, что силы неравны и что оберегать вас мне даже выгодно.
— Интересно глаголете. Крайне интересно. А как же быть с вашим «каторжным домом»? Или будете утверждать, что ни о чем подобном не слышали?
— Ну… Каторжный или нет, это еще проверить надо. Буде появится такое желание, поспрошайте самих клиентов. Уверен, вам подробнейшим образом разъяснят, что сидят там исключительно по доброй воле. Нравится там, понимаете ли, гражданам. Режим здоровый, алкоголем и наркотиками не балуют, озон и все такое. Причем тут каторга!
— Насчет разъяснений клиентов не сомневаюсь! — фыркнул Костиков. — Попробовали бы они не подтвердить ваши слова!
— А вы зря ерничаете. Дело не в клиентах, а в технологии. Домик-то — на вас в сущности работает. Довольно справно, надо заметить. И не надо сравнивать его с зоной. Там у нас особые принципы: напакостил — будь добр, исправь. Своими собственными ручками. Ребята машины на автостоянках крушили, теперь чинят. Восполняют, так сказать моральный и материальный ущерб. Кто-то блевотину на улицах заметает, кто-то в больницах утки таскает. Все вполне логично, воспитание трудом. Почти по Макаренко!
— А мне вот другое рассказывали. Что-то там о выкупах и штрафах.
— Ох, уж эти злые языки! Любое святое дело опоганят. Хотя… Что ж плохого в этих самых штрафах? Тоже не самая скверная мера, если разобраться. Ваши-то клиенты, обворовав старушку процентщицу, катят прямиком в места не столь отдаленные. Бедной старушонке, естественно, шиш на постном масле, поскольку клиентами все давным-давно пропито. Это по-вашему справедливо? По-моему, нет. По мне так пусть проказники возмещают ущерб в полной мере. Собственными руками и собственной мошной. Вот тогда и будет прок! Не на дядю государственного пашут, — на жертву! За собственный грех отдуваются. Все просто, без каких-либо зоновских непоняток. Выбил витрину, будь добр, вставь обратно, покалечил, паши на лекарства, осиротил, плати алименты до самой смертушки.
— Забавно!
— Вы находите это забавным?
— Да нет. Забавно слышать это от ВАС.
— Напрасно удивляетесь. Я тоже продукт собственной эпохи. Всего-навсего! Может быть, слыхали такое изречение: в государстве воруют ровно столько, насколько это позволяется самим государством. Сказано, между прочим, еще в древние времена! Но как точно, вы не находите? И про царя батюшку, помнится, любили говаривать, мол, не знает, сердешный, правды, обманывают его подлые вельможи. Ах, коварные! — Я хмыкнул. — И опять работает та же мудрость: любой царь знает ровно столько, сколько хочет знать. Не больше и не меньше. Попробуй подсунь мне кто-нибудь из моих подчиненных дезинформацию о столичных новостях или туфту о последних Балканских событиях! Да я ж его по стенке размажу! И подчиненные прекрасно это сознают, по каковой причине мысль об обмане им просто в головы не приходит. Вот вам и вся банальная правда. О времени, президентах и государстве.
