Накаяма остался в Крест-Четыре, чтобы проинспектировать процедуры по регулированию воздушного пространства. Кальпурния согласилась с этим решением, но теперь ясно чувствовала его отсутствие — ей хотелось снова поговорить с ним. От воспоминаний о предыдущих нескольких днях едва не кружилась голова: Собор, Врата Аквилы, «Аурум Санктус» и обратно. Тупик на «Санктусе» означал, что след остыл сильнее, чем она считала, и с каждым мгновением холодел все больше. Она даже начала сомневаться, что атака во Вратах вообще имела отношение к колдуну-убийце.
Были и другие побочные эффекты, о которых она еще толком не задумывалась. Второй рабочий с повозки, необходимость выяснить, кто владел этой машиной. Проверка безопасности всех ворот Августеума, чтобы убедиться, что Арбитрес подготовлены к подобным ситуациям в будущем. Парализовавшие дорожное движение заторы по всему юго-западному склону улья, которые только начали рассасываться два дня спустя. При всей своей статусности и странностях, Босфорский улей и прилегающий к нему мегаполис не отличались от любого другого плотно населенного имперского города, поэтому заторы создавали напряжение, напряжение создавало беспорядки, и вдоль основных транспортных артерий подобно лесному пожару вспыхивало насилие.
Во Вратах Аквилы также погибли невинные имперские граждане, затоптанные бегущими или настигнутые огнем. Кальпурния знала, что если бы этот ужасный инцидент повторился заново, она бы отдала те же приказы, и эти люди все равно бы погибли. «Ut iusta esse, lex nobis severus necesse est, — как часто повторяли в Схола Арбиторум, — чтобы быть справедливым, наш закон должен быть жесток». И, как еще говорили, «Lex Imperatoris, quia via vitarum nobis, obiesquat — закону Императора нужно подчиняться, пусть даже ценой жизни». Размышлять над этим было нелегко, особенно сидя в одиночестве на трясущейся стальной скамье в грохочущем по чужому городу танку, в предрассветных потемках, но каждый арбитр знал, что власть Имперского Закона дается определенной ценой.
«Право командовать покупается выполнением долга», такова была ультрамарская максима, которую Кальпурния усвоила уже к десяти годам. Эта надпись была вырезана на полированном кварце над дверью главного особняка семейства Кальпурниев и начертана под печатью в кратком напутственном письме от отца, когда она получила поощрительное звание в командовании гарнизона на Эфеде. Во многих гарнизонах сегментума Ультима, где действия арбитров неизменно вызывали гибель гражданских, были специальные проповедники, которые посещали семьи погибших для особых служб, которые должны были ускорить путь этих несчастных душ к престолу Императора. Кальпурния не знала, распространялась ли эта традиция настолько далеко (маленькая, безропотная часть ее разума отметила еще одну деталь службы на Гидрафуре, которую она не знала), но если нет, тогда ей хотелось бы взрастить здесь этот кусочек своей родной культуры.
В смотровые щели проник свет и быстро исчез, и Кальпурния выглянула наружу. Они только что проехали под рокритовой аркой, залитой светом посреди городского сумрака, и по ней ползали бригады рабочих, смывая отложения грязи. Она вспомнила, что в горах файлов ей попадалась информация о стройках и работах по благоустройству в Босфорском улье и равнинном городе, которые спешно производились чуть ли не в последние минуты перед мессой. Теперь вокруг можно было увидеть множество других очагов активности, разбросанных по всему городу, словно пятна света. Работы велись в лихорадочном темпе, невзирая на рань, чтобы закончить все дела до того, как начнутся обязательные дни отдыха.
Маленькие освещенные участки попадались все чаще по мере приближения к яркому массиву Босфорского улья, возвышающемуся над окутанными дымом городскими кварталами. Через полчаса они проехали мимо вереницы статуй имперских мучеников, которых Кальпурния не узнавала. Их раны были изваяны с подобающим натурализмом, а глаза благочестиво устремлены в небо. Дальше появился миниатюрный город, множество временных амфитеатров из мостков и укрепленных плит, которые стояли вплотную друг к другу на пустой площади. Потом — пара триумфальных обелисков в память давно умерших адмиралов. Рабочие закутывали их в темные ткани и осторожно устанавливали автоматические механизмы, которые должны были сбросить с них траурный покров и наполнить воздух алыми фейерверками в тот же миг, как прозвонят к началу Сангвиналы. Дальше, там, где улицы сужались, были установлены огромные щиты с картинами, а между зданиями висели знамена; во время празднеств после мессы они станут яркими и радостными, но сейчас они придерживались общего торжественного, призывающего к покаянию духа Вигилии. Гигантские образы были просты, если не сказать примитивны, но все равно впечатляли: страдающие еретики с дикими глазами бродили во тьме, которая символизировала их души, стилизованные изображения Императора, отвернувшего свой лик, святых и ангелов, плачущих вокруг Него. Эти отдельные ярко освещенные участки активной деятельности создавали странное ощущение, как будто город вокруг то включался, то выключался по мере движения. Кальпурния осознала, что видит их столь часто лишь потому, что едет по одной из главных транспортных артерий, ведущих к подножию улья, и у нее появилась идея.
— Рандомизируйте маршрут, пожалуйста, — сообщила она в отделение водителя. — Выберите какой-нибудь патрульный маршрут, ведущий к основанию Стены, и следуйте по нему, а не по главной дороге. Сообщите остальным двум «Носорогам», только кодом, даже если вокс-частота закрыта.
Меньше чем через минуту они свернули с шоссе и устремились вниз, в похожий на ущелья лабиринт стеков и шпилей. Нижние улицы были узкими, как щели, стиснутыми среди башен, нависающих над их краями. Кажется, на Гидрафуре было модно строить дома со сплошными стенами, поднимающимися минимум на двенадцать этажей, а улицы оставлять глухими и плохо освещенными. Теперь, когда они съехали с главной дороге, стало видно больше людей — суетливых, шарахающихся ночных людей, которые избегали встречи с «Носорогами» Арбитрес, страшась проверки документов или отлова нарушителей комендантского часа.
Но даже здесь, внизу, к искреннему удивлению Кальпурнии, шли приготовления к празднествам. Бригады рабочих были меньше, и она с одобрением отметила, что некоторые из них были облачены в шипастые венки и безрукавки из грубой мешковины, какие носят каторжники, и ими руководят надсмотрщики в униформах Арбитрес или Экклезиархии. Работа у них тоже была поскромнее: меньше гигантских статуй и строительных площадок, больше обычный ремонт дорог и зданий и простенькие религиозные знамена.
