поднимается на борт своего бывшего «кита», его матросы под предводительством оставшихся офицеров успели покинуть площадь, полагаю, из опасения, что отобравший у них дирижабль противник может открыть по ним артиллерийский огонь.
— Почему они не включают основные двигатели? — удивилась Алена, глядя, как «Феникс» неуверенно и тяжело поднимается вверх.
— А кто бы их научил? — пожал плечами я. — Это ж не «Мурена», милая. Одним переключением тумблера двигатель «кита» не завести. Вот и ползут они на одном нагнетателе, в аварийном режиме, на малой высоте…
— Ты… поэтому? Ну конечно! — Алена хлопнула себя боевой перчаткой по лбу. Звук от соприкосновения шершавой, усиленной металлическими вставками кожи о не менее металлическую поверхность шлема вышел звонким. — Рвануть нагнетатель, и никуда они отсюда не денутся… А как же Хельга?
— Мы решим этот вопрос, — ощерился я.
Очевидно, что-то в моем голосе Алене не понравилось, потому как она оторвалась от перископа и смерила меня долгим взглядом.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь… — протянула она.
— А уж как я надеюсь, — буркнул я себе под нос, но тут же встряхнулся. — Так, вышли на позицию. Наводчик — цель твоя.
— Есть! — звонко откликнулась Алена и, щелкнув тумблером, вновь уставилась в зеркало перископа, раскрасившееся черными линиями прицельной сетки.
— Боевая?
— Боевая готова. Носовые заряжены. Первый, третий — тип один. Второй — тип три.
— Цель прямо по курсу. Относительная скорость — шестнадцать узлов. Относительная высота — ноль. Расстояние — пять кабельтовых. Сокращается… — затараторила в трубу переговорника Алена и, неожиданно хихикнув, добавила: — Полигонные условия, братик. Промажешь — прибью!
Впрочем, уже через секунду она вернулась к обычному деловитому тону, и вновь в трубу переговорника понеслись цифры точного целеуказания.
— Принял. Данные введены, аппараты готовы, — отозвался Алексей.
— Внимание экипажу! Выходим из режима маскировки. Федор, готовься к открытию огня, — произнес я, одновременно щелкая соответствующим тумблером.
— Принял. — Сейчас в голосе младшего Трефилова не было и намека на веселость.
— Первый носовой… пли, — выдохнул я.
Над головой глухо бумкнуло, и торпеда устремилась к цели, серебристой молнией мелькнув в обзоре рубки.
Маячившему в каком-то кабельтове от нас «Фениксу» будто молотом по носу приложили. Трехтысячник вздрогнул…
— Наводчик. Уточнение по второй цели! — рявкнул я, и Аленка, тряхнув головой, отвлеклась от созерцания огненного цветка, распустившегося на носовой части «китового» купола.
Миг, и она уже диктует уточненные целеуказания в переговорник.
— Принял! — донесся до меня по «вопилке» голос Алексея. — Аппарат готов!
— Второй… пли!
Над головой опять тихо бумкнуло, и следующая торпеда помчалась к цели. Промахнуться с такого расстояния было невозможно, и спустя пару секунд из широкого зева нагнетателя, расположенного прямо под куполом «Феникса», вырвался длинный язык пламени, в свете которого я даже с расстояния в сто с лишним метров рассмотрел замершие на мостике «кита» фигуры… и выражения их лиц. Спасибо окулярам шлема, способным не только развеять ночную темноту перед глазами, но и работать как плохенький, почти театральный, но все же бинокль.
— Федор?
— Никакого движения, шкипер! — отозвался тот. — Орудия «кита» в походном положении, бронестворки закрыты.
— Контролируй их! Вячеслав, Алексей, наш выход! Пулеметы в руки и бегом на выноску! Возьмем это корыто на абордаж! — Я повернулся к Алене. — Всегда мечтал это сказать! Милая, остаешься за главную. Не давай Федьке играться с пушкой без дела.
— А ты… — Поняв, к чему я веду, моя невеста осеклась и вздохнула. — Ты неисправим. Что мне отвечать, если они попытаются нас вызвать по радиотелеграфу?
— Ничего, — покачал головой я. — Сохраняй загадочное молчание.
— У тебя совершенно идиотские планы, дорогой, знаешь?
Я пожал плечами и, подхватив с оружейной стойки легкий автомат, отворил люк, ведущий на открытую часть мостика.
Не прошло и минуты, как носовая якорная пушка выстрелила в сторону гондолы болтающегося без хода «Феникса», и мы со старшими братьями Трефиловыми скользнули по протянувшемуся тросу к цели.
Когда Хельга услышала в докладе Полукварты капитану о рабах… ну да, у нее снова «сорвало крышу», по меткому выражению братца. Бешенство застило глаза алой пеленой, и, схватив давно ставшие привычными пистолеты, она рванулась в бой, невзирая на приказы и окрики. Это было сильнее ее.
Неудивительно, что в таком состоянии она оказалась легкой добычей для островитян, и то… то, что произошло дальше, стало закономерным итогом ее несдержанности. Пусть в своем гневе она успела уничтожить четырех рабовладельцев, это не отменяло конечного результата. Ее захватили и использовали как заложника.
Словно во сне, она наблюдала, как мрачнеет лицо мужа, увидевшего ее в руках этого урода связанной с приставленным к голове револьвером. Хельга почти не слышала, о чем они говорят, точнее, до нее просто не доходил смысл слов, сливавшихся в один неумолчный бессмысленный гул.
Нет, она не сдалась и пыталась вырваться! Но даже электрический разряд, пущенный в тело удерживающего ее островитянина, не позволил ей выкрутиться из крепкой хватки. Да он даже не заметил ее потуг! Должно быть, благодаря костюму, чем-то похожему на матросские «шкуры» для абордажа и наружных работ на высоте. А еще ей было стыдно. Мучительно стыдно за то, что снова подвела дорогого человека.
А когда она увидела, что Владимир, ее Володя, вместо того чтобы отдать приказ на открытие огня, опустил руки и отдал захватчикам «Феникс», то поняла, что в будущем никогда больше не сможет посмотреть в глаза мужу… если оно, это самое будущее, вообще у них будет.
Толпа веселых, довольных «спасением» боевиков, заполонивших нижнюю палубу «кита», через которую ее протащил все тот же здоровяк в «шкуре», уже не произвела на Хельгу никакого впечатления. Она лишь проводила взглядом отконвоированного в машинный зал мужа, уже схлопотавшего по лицу от кого-то из захватчиков… и впала в ступор, из которого ее не вывела даже отвешенная пленителем пощечина. Механически переставляя ноги, она выполнила приказ захватившего ее урода, требовавшего провести его на мостик, и замерла у штурманского стола.
В голове Хельги Завидич с методичностью пневматического отбойного молотка билась одна-единственная мысль: «Все кончено».
И не было ей дела ни до взбудораженного, то и дело похохатывающего островитянина, мечущегося по мостику «Феникса», ни до двух его помощников, поедающих жадными похотливыми взглядами ее затянутую в щегольскую форму фигурку. Подвела, не справилась. Снова.
Из этого состояния ее вытащил резанувший по сердцу чувством вины голос мужа, донесшийся по «вопилке». Повинуясь ему, Хельга механически начала подготовку к аварийному полету. Руки щелкали тумблерами, пустой взгляд скользил по циферблатам приборов, губы диктовали в трубу переговорника данные для контролирующего ее действия из машинного зала Владимира, а мозг вновь начал погружаться в черноту отчаяния. Не истерящего, заходящегося в слезах, деятельного чувства, но в
