— …с самого детства натерпелся я зла от лихих людей, — задыхаясь, говорил человек с петлей на шее. — Я — дитя еще — с папашей и мамашей… и сестрами малыми… на хуторе жил. Как–то раз торговцы заявились, встали на ночлег. Вином угощали… и папашу и мамашу… и мне наливали. Папаша–то надулся вина и под лавку упал. А торговцы… сами пьяные, безумные… стали мамашу насильничать… Папаша проснулся от криков… Они его бить стали… мамашу… меня бить… сестер малых… До света это продолжалось… Родителей моих до смерти забили… Как протрезвели торговцы–то — взяли в ум, что учинили… Испугались. Меня и сестер связали, дом заперли и огня накидали. Загорелось все. Боги спасли тогда, руки я развязал, да в подпол сполз… Выжил. С тех пор помутилось у меня в голове. Сколько уж лет прошло, а тот пожар как сейчас перед глазами стоит. Иногда в голове все ровно черным туманом затягивает. Временами сам не ведаю, что творю… Пощадите меня, ваше высочество! Пощадите, добрые господа! Не виноват я… Болезнь во мне… жрет меня болезнь… Не казните…
— Он, видно, с востока, — проговорил Герб.
— С востока я пришел, верно! — протянул руки к старику человек. — Как вы узнали?
— Я родился в тех краях, — сказал Герб. Он обратился к принцессе: — Тамошний древний обычай не велит казнить тех, кто совершил преступление в беспамятстве.
— Подданные Гаэлона, — резко сказала принцесса, — живут по законам королевства. Не оглядываясь на всякие дикие обычаи.
— Этот обычай не лишен смысла, — задумчиво проговорил Кай.
Четверо мужиков с топорами на плечах вошли на площадь. Толпа тут же подалась к этим четверым. Барбак, ожесточенно работая локтями, продрался к мужикам первым.
— Может быть, — тряхнула головой принцесса. — Но это к нему не относится. Эта гадина лжет. Не было никаких торговцев. Не было пьяной драки. Все, что он говорил, — ложь.
— Нет, ваше высочество, — учтиво поправил Литию Кай. — Не все. Когда он говорил о пожаре, в его словах не было лжи.
Человек с петлей на шее сжался и замолчал.
— Магия… — едва слышно пробормотал он. — Проклятая магия…
— Это не магия, — пояснил Кай, спокойно глядя на него. — Одна из наук, которые изучала ее высочество на Туманных Болотах, была о том, как отличить ложь от правды по выражению лица говорящего или по его голосу. Совершенно необходимая наука для будущей королевы.
Кай перевел взгляд на принцессу.
— Мы продолжим изучать эту науку, ваше высочество. Вы не вполне еще овладели ей, иначе определили бы: единственное, о чем не соврал этот человек, — о пожаре, в котором погибли его родители.
После этих слов полуодетый обмяк — страстное желание оправдаться перед господами отошло от него. Лицо разгладилось до мертвенной неподвижности, но рот плотно сжался. Он опустил голову.
Лития не успела ответить Каю. В огненный круг вступили только что явившиеся на площадь мужики. Среди них был и староста.
— Ваше высочество! — заговорил Барбак. — Все сходится! В доме его, в подполе, много вещей разных нашли. Одежда, утварь, оружие… И меч баронского ратника тамот–ко был. Говорили ж, что оборотень жрет жертв вместе с одеждой… Одежду–то он снимал, только кой–какие клочки раскидывал…
— Не удивлюсь, — проворчал молчавший до этого Оттар, — что на заднем дворе или в очаге человечьи кости валялись.
— И я не удивился бы, добрый господин! — немедленно поддакнул Барбак, по лицу которого легко можно было прочитать радость от того, что так все хорошо закончилось, и в свете этого события потускнели его прежние проступки, вызвавшие неудовольствие рыцарей–болотников. На Кая и Герба он все же избегал смотреть прямо, страшился. — У–у, погань! — замахнулся Барбак на человека с петлей на шее. — Прямо так бы тебя и раздавил! Кто ж подумать мог, что это самое чудище — и есть наш Варг! Да и как человеку могло в голову прийти такое: переодеваться оборотнем, чтобы прохожих грабить?!
Услышав свое имя, полуодетый человек у ног рыцарей и принцессы вздрогнул. Инстинктивно почуяв осторожный страх крестьян перед болотниками, он чуть придвинулся к старику Гербу. Тот, взглянув на него, задумчиво покачал головой.
— У него жена и сын, — сказал Кай. — Их допросили?
— Тут вот какое дело… — сразу сменил тон староста. — Они ж — мужиков в дом не пускали. Пришлось калитку рубить. Ну, порубили, вошли. А они — ублюдок этого гада и его баба — кинулись на мужиков. Оба с ножами…
— Мне энтот щенок руку прокусил, — басом сказал один из пришедших.
— Пришлось их… того… — закончил староста. — Ну, а по–другому–то как? Да и осерчали на этот выводок лесной люди…
Герб нахмурился. Но ничего не сказал.
— Теперича все просто, — снова осмелев, заявил Бар–бак. — Этого лиходея мы трогать не будем, нет… Нет, я сказал! — прикрикнул он на недовольно загудевших жителей деревни. — Мы его к барону в замок отвезем!
— Да башку ему срубить — и все дела, — буркнул Оттар и, закинув руку за спину, погладил рукоять своего топора. — То есть не мы… Пущай они срубят. Или сожгут. Мы же не можем… Рыцари Болотной Крепости не убивают людей… Хотя какой из него человек…
— Там, в замке, — продолжал староста, — пусть его светлость барон Жаром решит, что с ним делать. Нам за это награда будет. Всей деревне награда будет! — повысил он голос, чтобы его услышало как можно больше собравшихся.
И его услышали.
Толпа задвигалась, пропуская идущего к световому кругу. Крестьяне притихли, когда к старосте приблизился Аж Полторы Ноги. Парень хромал сильнее обычного, лицо его было бледно, но решительно.
— Всей деревне, говоришь, награда будет, — произнес Аж придушенно и зло, наступая на Барбака. — Да как бы не так… Себе больший кусок отломишь — это уж как водится.
— Ты чего? — забормотал староста, бросая косые испуганные взгляды на принцессу и рыцарей. — Чего городишь?!
Аж неожиданно для всех рассмеялся. То непонятное, что ворочалось в его душе все время, пока он сидел поодаль от гомонящей толпы, теперь просилось наружу. Шагнув из темени на свет, парень одновременно будто вышагнул за рамки обычного себя. Ему теперь было легко и свободно — так, как никогда в жизни не было.
— Ежели бы ты, гад, с баронским кузнецом договора не имел, не надо было бы всей деревне железяки у тебя втридорога покупать! — заговорил Аж. — А как торговцы в деревню приезжают — кто у них соль скупает подчистую? И нам же потом продает, и цены ломит такие, что хоть землю вместо соли жри?! Не ты? Да ежели б не ты, разве я по ночному времени в лес двинулся бы? Ты не лучше этого зверя, Барбак! Не лучше, да! Кто, когда тяжбы разбирает, ту сторону берет, откуда ему подарок пожирнее несут? Не ты? Его светлость барон Жаром тебе землю доверил делить! По справедливости ли ты делишь? Себе и родне — получше. А что останется — тем, кто побольше тебе притащит. А уж всякую дрянь — остальным! Так, земляки?
