Не понравился сталкеру ни тон Румына, ни то, как бандит заговорщицки поглядывает на приятеля. Кабан же стащил с себя футболку и принялся с отмороженным видом протирать ею свою почти бабскую грудь и волосатые подмышки. Ночью действительно стало еще жарче, словно и без того сбитые настройки физики Зоны вообще пошли вразнос. Гаечка опустилась на землю и уставилась с показным безразличием в сторону.
– Ладно, ребята. – Садовников окинул напоследок беспокойную троицу взглядом. – И вам не хворать!
Но не успел он сделать и шагу, как его окликнула Гаечка:
– Костыль!
– Ну что еще?
– Хабар-то отдай пацанам по-хорошему, – сказала она, глядя на сталкера снизу вверх. – Не жлобись, если хочешь остаться живым.
Садовников фыркнул. Он так и думал, что подобру-поздорову эти сволочи его не отпустят. Что ж… Дело было даже не в его гордыне и не в жадности, просто именно такое развитие событий предполагалось с тех самых пор, как он вызвался провести троицу через ботанический сад.
– Слышите меня? – Сталкер с вызовом поглядел на бандитов. – Я двадцать лет хожу в Зону, и никто у меня хабар никогда не отбирал и отбирать не будет! – Для убедительности он погрозил всем троим тростью.
– Дебил! – Гаечка легко вскочила на ноги. – Отдай барахло и убирайся! Последний хабар, что ли? Никто тебя и пальцем не тронет, отвечаю!
Кабан возмущенно хрюкнул. А Румын подпрыгнул, точно ужаленный, и заорал на девушку-сталкера:
– Кто тебя вообще просил пасть открывать? Ты допекла меня, тварь тупая! Или думаешь, что без тебя мы не сможем найти дорогу за Периметр?
– Заткнись, Румын, заткнись! – истошно завопила Гаечка.
Румын схватился за автомат. Это не стало сюрпризом для Садовникова, чего-то подобного он ожидал с секунды на секунду. Но Гаечка, очевидно, была о своих подельниках лучшего мнения. Вспышки выстрелов осветили ее изумленное лицо.
Бандит стрелял с бедра веером, не жалея патронов. Садовников упал на бок, в падении выхватив пистолет. Пальнул, лежа на земле и почти не целясь. Раз пальнул, другой, третий. Казалось, что в отчетливо видный на фоне звездного неба силуэт невозможно промазать, но глаза засыпало пылью, выбитой из сухой земли пулями «калаша».
Румын упал. Кабан тоже попытался что-то сделать со своим автоматом, но рявкнул ПМ Гаечки, и толстяк рухнул, точно подрубленный.
– Гаечка! – выкрикнул Садовников и перекатился, высматривая, поднимет ли кто-нибудь из бандитов голову.
– Я ранена! – сообщила бывшая стажерка сдавленным голосом, а потом закричала: – Ой, кровь! Помоги мне, Костыль! Я, блин, твою мать, умираю!
Садовников матюгнулся. Вскочил на ноги, кинулся сначала к Румыну. Подцепил тростью автомат бандита и отшвырнул куда подальше. Сам Румын был жив: он хлопал глазами и часто дышал, зажимая две раны внизу живота. Кроме того, третья пуля раздробила ему ключицу. Садовников мысленно присвистнул: оказывается, он ни разу не промахнулся.
Далее сталкер переместился к Кабану. Но там было все глухо, Гаечка сработала чисто: толстяк лежал лицом вниз, и земля вокруг его объемистого пуза уже набухала от влаги.
И только затем Садовников склонился над Гаечкой.
– Кретин! – Она попыталась хлестнуть сталкера по лицу. – Из-за вонючего хабара! Всех сгубил!
Садовников задрал потемневшую футболку Гаечки, и сталкерша зашипела от боли, а затем разразилась отборной бранью. Пуля от «калаша» угодила бывшей стажерке под правую грудь, рана действительно была серьезной.
– Я пыталась тебе помочь! – продолжила пенять Гаечка. – Я бы не позволила им стрелять! Но ты, падла!.. Из-за вонючего хабара!
– Помолчи. Тебе нельзя разговаривать. – Садовников сунул руку Гаечке под спину, вынудив девицу снова зашипеть. Пальцы нащупали выходное отверстие раны. Кровь обжигала кожу, словно кипяток.
– Что там? – испуганно вытянула шею Гаечка. – Плохо дело?
– Да уж… Везучая ты… – Садовников подхватил с земли скомканную футболку Кабана, подсунул Гаечке под спину. – То я тебя отметил, то этот отморозок… Будешь вся в шрамах, как настоящий сталкер! – Он полез в рюкзак.
Мокрые и скользкие пальцы суматошно перебирали нехитрый скарб, оставляя везде следы, пока, наконец, они не наткнулись на пластиковый контейнер аптечки «АИ-4». Срок годности препаратов, правда, истек… недавно – лет пять-шесть назад, – но для армейцев все делали добротно, с большим запасом.
– Так, не вырубайся у меня! – прикрикнул Садовников, когда увидел, что Гаечка закатывает глаза. – Вот таблеточка, разжевываем и глотаем!
Сталкер сунул в рот Гаечки дозу кеторола. Бывшая стажерка честно попыталась разжевать, но через секунду принялась яростно отплевываться.
– Горькая…
Садовников тем временем прижал к ране на груди марлевую подушечку и начал разматывать бинт.
– Привыкла к сладенькому на службе у Штыря, – проворчал он, прикидывая, как бы получше наложить повязку. – Значит, не больно, если переводишь понапрасну мое лекарство.
– Гонишь, что ли? Еще как больно! – возмутилась Гаечка. – Сними лифчик, дышать тяжело.
– А вот это – всегда пожалуйста! – отозвался с наигранным энтузиазмом Садовников и сейчас же перерезал бретельки ножом, а потом сорвал пропитанный кровью бюстгальтер. На секунду задержав взгляд на груди Гаечки, Садовников отстраненно подумал, что он все-таки не маньяк и не извращенец, и что вид окровавленных сисек его нисколько не радует.
– Слушай, Костыль… – протянула Гаечка. – Забей-ка лучше мне «экзо», в кармане – заначка, на «косяк» хватит.
– Еще чего! – Он принялся делать повязку.
– Костыль! Пожалуйста! – Гаечка выгнулась дугой. – Мне так больно, блин! Я подыхаю! Неужели не видно? Пожалуйста! Это моя последняя, сука, просьба!
– Не лезь в бутылку, – буркнул, продолжая бинтовать, Садовников. – Я тебя вынесу. Ты не умрешь, я тебе не позволю.
– Да ладно! – Гаечка зло зыркнула на сталкера. – Ублюдок хромоногий! Дебил! Кто ты такой, чтоб мне указывать? Забей мне «косяк» или я за себя не ручаюсь! – Выкрикнув это, она принялась сдирать не до конца наложенную повязку.
– Ну что ты творишь! – возмутился Садовников. – Да ты больная на всю голову!
Гаечка рассмеялась: словно ржавое железо заскрипело.
– Ничего ты не знаешь, Костыль! Ты ничего обо мне не знаешь! Думал, на хорошую девочку запал? Ты не только хромой, но и тупой! «Косяк» мне сейчас же или я за себя не ручаюсь!
– Ладно-ладно! – сдался Садовников, пока идиотка не сорвала бинты. Он вытащил из заднего кармана джинсов Гаечки смятую пачку «Беломора» и початый пакет с «экзо».
До этого момента забивать «косяки» ему не приходилось. Наркота просыпалась между дрожащими пальцами, сеялась на землю.
