Ознакомительная версия.
- А что, террористов у вас не бывает? - спросил я.
- Кого?
- Ну… если убить какого-нибудь высокого чиновника, это вызовет беспорядок в соответствующей конторе, хотя бы временный… вы же, вроде, с кем-то воюете?
- С Католической Антантой. Да, у них есть террористы, и у нас тоже, только какой дурак будет убивать государственного чиновника? Какая от этого польза? Вот епископа или, прости господи, митрополита - совсем другое дело, но высшие иерархи на улице без охраны не показываются.
- На самом деле вся власть принадлежит Церкви?
- Ну… не вся власть и не одной только Церкви, император у нас не совсем уж декоративная фигура, но… в общем, ты прав.
- Понятно… Всем правят церковники, они построили для себя коммунизм, а народ живет сам по себе, в нищете и невежестве.
- Осторожно, Алексей! Ты впадаешь в ересь. Нельзя дать счастье всем, есть люди, недостойные счастья.
- А кто решает, кто достоин, а кто нет?
- Те, кого выбрал господь.
- А кого он выбрал? И как?
- Хватит, Алексей! Это ересь! Я больше не хочу говорить об этом.
Но меня уже несло.
- Ты считаешь, что все, что творится вокруг - нормально? Что людям запрещено учиться грамоте без церковного благословения - это нормально?
- Грамотный человек может случайно обрести слово.
- Что люди пресмыкаются перед священниками?
- Если моська не пресмыкается, она кусает.
- Что за убийство священника вырезают всю деревню?
- Иначе слишком многие хватались бы за нож просто из зависти.
- Все это нормально?
- А чего ты хочешь? Чтобы каждый полоумный смерд мог сотворять драконов? Ты понимаешь, что в этом случае в мире не останется места для людей?
- Не передергивай! Я хочу, чтобы человек перестал быть игрушкой в руках священников! Ты знаешь, что такое права человека?
- Не знаю. Что это?
- Каждый человек имеет право на жизнь, на труд и отдых, на свободу слова и совести, каждый может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой.
- Это закон твоего мира?
- Да.
- У вас нет смертной казни?
- Ну… в общем, есть.
- Тогда что означает право на жизнь?
- Что нельзя лишать жизни просто так, потому что этого захотелось.
- Христос говорил то же самое, этот закон свято чтится у нас.
- Но Дмитрий убил тюремного стража на моих глазах! Он наложил на него заклятье, тот стал полупрозрачным и…
- Наложение призрачности не убивает. Это слово можно отменить, это, конечно, труднее, чем наложить чары, но это возможно. А что, тот стражник умер?
- Умер.
- Отчего?
- Ну… на самом деле это я его убил. Я ударил его и он прямо-таки развалился на куски.
- Призраки очень хрупки. Подожди! Стража убил ты, а говоришь, что это сделал Дмитрий!
- Если бы он не наложил это заклятье, я бы не убил его! Оглушил бы, но не более.
- Значит, твой грех неумышлен. Но это все равно твой грех, не перекладывай его на других. Знаешь, Алексей, по-моему, ты занимаешься словоблудием. Сказать тебе, чего ты хочешь на самом деле? Ты хочешь, чтобы законы были писаны для других, но не для тебя. Чтобы только ты имел право убивать, воровать, чтобы ты имел все мыслимые свободы и чтобы никто не смел ущемить тебя ни в одной малости. Что тебя возмущает? Отняли у тебя крест? В лаборатории он принесет больше пользы, чем у тебя на шее. Дали другое имя? Это закон нашего мира, если уж ты явился сюда, так будь добр уважать наши законы.
- Я не хотел сюда являться!
- Какая разница? Хотел, не хотел… Если ты поскользнулся на рынке и упал на кучу хрусталя, кто должен возмещать ущерб продавцу? Гололед? Или все-таки ты?
- Да ну тебя! Неужели ты считаешь, что все вокруг идеально? Неужели тебе никогда не хотелось все бросить и уйти куда-нибудь далеко, чтобы никто не мешал тебе жить так, как ты считаешь нужным?
- Сколько тебе лет, Алексей?
- Двадцать три. А что?
- Ты рассуждаешь, как будто тебе пятнадцать. В этом возрасте почти все мальчишки возмущаются несправедливостью мира, им кажется, что все плохо и неправильно, но проходит время и человек привыкает к тому, что жить надо там, где тебе суждено. Знаешь, что говорил апостол Павел по этому поводу?
- Не знаю и знать не хочу!
Татьяна обиделась и замолчала. Больше о серьезных вещах мы не говорили. А когда мы вернулись в монастырь, я напился.
Литр брусничного морса и три чашки крепкого кофе восстановили мои силы, подорванные вчерашним пьянством. Нет, пить водку в одиночестве, а особенно с горя -совсем плохо. Надо завязывать.
Я решительно отодвинул в сторону графинчик с водкой, услужливо подставленный Татьяной для моего опохмела, и сказал, что хочу помолиться. Татьяна сказала, что не будет мне мешать, а лучше пойдет, проведает детей. А если она мне понадобится, я могу спросить у дежурного по этажу, и мне объяснят, где ее искать.
Оставшись один, я завалился на кровать и стал думать. Не нравится мне то, что здесь происходит. Когда я прорывался в Москву, я рассчитывал, что митрополит заинтересуется моим оружием, захочет узнать, как его делать, какое еще бывает оружие, как вообще устроен мир, в котором делают такое чудесное оружие. Я буду много рассказывать, я напишу книгу, которая станет широко известна в узких кругах, и все будут меня уважать, советоваться по разным поводам… ну и все такое. А что произошло в реальности? На автоматы и гранатометы митрополиту наплевать, его интересует только загадочный крест, а это значит, что я не представляю никакой ценности. Тем не менее, мне предоставили роскошный номер в комплекте с роскошной шлюхой и не требуют ничего взамен. Никто не попросил меня рассказать о моем мире, хотя бы ради приличия. Они, что, думают, что у меня не возникнет никаких подозрений? Ошибаетесь, господа священники!
Дмитрий проговорился, что они практикуют опыты на людях. Сколько я ни думал, в мою голову не приходит никакого другого объяснения происходящих событий. Они хотят что-то сделать с крестом и со мной, я не знаю, что именно, возможно, ничего плохого и не произойдет, даже скорее всего не произойдет, но что, если я превращусь в вампира или кого-то похуже? Или стану прозрачным и рассыплюсь на куски, как несчастный брат Андрюшка?
Самое противное, что деваться мне некуда. Автомат и пистолет у меня отобрали, крест тоже, денег хватит на пару дней, я могу, конечно, пойти к Дмитрию и попросить еще, но сколько-нибудь существенную сумму он мне не выдаст. Даже если я смогу убежать отсюда, куда мне деваться? Любой стражник обязан убить беглого холопа при первой же встрече. Правда, я считаюсь не холопом, а священником, но это только до первой встречи с настоящим священником. Нет, деваться мне точно некуда, наверное, поэтому меня и не охраняют.
Ознакомительная версия.
