Считая меня, представители семи княжеских фамилий стояли на сцене рядом со мной.
Разумеется, мы привлекли к себе внимание всех присутствующих. Как раз в этот момент Министр финансов империи — боярин Яков Абрамович Юсупов, наседал на отца Арвина, почему охрана не выпускает гостей. А тот, как я понимаю, лишь натянуто улыбался, оправдываясь тем, что он больше не князь.
— Дамы и Господа, — громко произнёс я в микрофон. — Как некоторые из вас уже знают, совсем недавно лидеры недружественных нам стран Георг Стюарт и Людовик Бурбон объявили о том, что император Игорь Рюрикович и его дети убиты по приказу Александра Борисовича Годунова! Страшная новость! Мы хотим верить, что это наглейшая ложь! Очень хотим верить в то, что с Его Величеством и наследниками всё хорошо. Однако и игнорировать эту информацию мы не можем. Более того… — я взял паузу, что обвести придирчивым взглядом притихших и навостривших ушки аристократов. — У нас есть доказательства, что Годуновы испокон веков злоупотребляли своей близостью к императорской семье. Мы допускаем, что они, потеряв понимание чести и долга, могли захотеть стать единоличными правителями нашей империи.
— Да как ты смеешь!!! — рявкнул Всеволод Борисович Годунов — младший брат Канцлера.
— Как у тебя наглости хватило обвинять нас в таком страшном преступлении! — поддержал его сын, Игорь Всеволодович.
— Я допускаю, что членам рода известно далеко не обо всех действиях главы рода и его наследника. Однако я не исключаю мысли, что вижу сейчас прекрасную актёрскую игру, Всеволод Борисович. Дамы и Господа. Мы, — я широким жестом указал на стоявших со мной на одной сцене князей, — желаем разобраться, кто виноват в смерти Его Величества императора, если слова Георга Стюарта и Людовика Бурбона правда. Точнее, в том, кто помог Канцлеру осуществить его план. Мы не хотим, чтобы сподвижники цареубийцы вернулись к нему и помогли ему ввергнуть страну в хаос. Поэтому искренне просим вас всех присоединиться к нашему расследованию. Просим остаться здесь, в прекрасном княжестве Новочеркасском, — я многозначительно посмотрел на Арвина.
— Будем рады гостям, — ответил он и радушно улыбнулся.
Глава 19
Аристократы, смотревшие на сцену, начали удивлённо переглядываться и перешёптываться. Я зацепился взглядом за делегацию из Китая — иностранные гости выглядели опешившими, и быстро добавил:
— Мы со всем уважением просим присоединиться к расследованию и непременно остаться в княжестве аристократов Российской империи. Но если кто-то из иностранных гостей пожелает задержаться, уверен, княжество Новочеркасское с радостью примет всех желающих.
Я повернулся к Арвину, демонстрируя зрителям немой вопрос.
— Конечно конечно! Чем больше народу, тем веселее, — голосом радушного хозяина провозгласил мой друг. — Будьте уверены, места на всех хватит!
— Эй, Андрей! Евгений! Александр! — на всю округу прогремел надменный самоуверенный голос. Голос этот звучал будто бы из толпы, что собралась возле сцены. Аристократы начали оборачиваться, чтобы увидеть обладателя голоса, чуть отходить в стороны…
В итоге через две секунды представители великого княжества Минского во главе со своим князем Русланом Тихоновичем Щербатовым — крупным полноватым мужиком, оказались в кольце свободного пространства.
Руслан Щербатов смотрел исподлобья на трёх великих князей, стоящих на сцене.
— А скажите мне, товарищи, что насчёт великокняжеских и княжеских родов? Вы нас тоже хотите удержать на Новочеркасской земле?
— Решить все вопросы хотелось бы сразу, Руслан, — сухо ответил Евгений Ромодановский, великий князь Казанский. — Провести съезд. Не только княжеский, но и с участием видных имперских бояр. Определить, что делать дальше в сложившейся обстановке. Поэтому великих князей и князей мы просим помочь нам в этом деле.
— Я не понял, Евгений, — в голосе Щербатова зазвенела сталь. — Вы и нас удерживать будете?
Великий князь Казанский бросил короткий взгляд в нашу сторону.
Форкх меня дери… Что делать? В империи двенадцать обычных княжеств и шесть великих. На нашей стороны четыре княжества и три великих. Наш союз с некоторой натяжкой можно считать сплочённым. А вот другие княжества — нет.
Мы способны реагировать быстро, в отличие от большинства других аристократов. Им же нужно время. И нам не стоит давать им это время.
Я едва заметно кивнул.
Глаза великого князя Казанского на мгновенье округлились, а затем он повернулся к Щербатову.
— Мы никого не удерживаем, Руслан… — проговорил он невозмутимо. — Но всё же от всей души просим вас присоединиться к нашему общему расследованию. В то время как ваши семьи почтут своим вниманием праздник, который все мы так долго готовили. Как-никак сегодня большой день и для княжества Новочеркасского, и для великого княжества Казанского. Памятное событие, которое запомниться молодым и их родственникам на всю жизнь.
Великий князь Казанский сдержанно улыбнулся.
— Вы просите гостей остаться, но своим поведением нарушаете все законы гостеприимства! Не говоря уже о том, что поддерживаете иностранцев и обвиняете моего деда в гнусном предательстве! — наконец-то взорвалась Оксана Нарышкина, в девичестве Годунова. От возмущения она даже ножкой в туфельке топнула по доскам настила.
Сегодня она сопровождала своего мужа, наследного великого княжича Крымского. Великий князь Григорий Нарышкин приехать не смог, поэтому Оксана с Николаем были самыми высокопоставленными представителями Крыма.
— Да! Разве можно так относиться к законам гостеприимства! — поддержал супругу Николай.
— Увы, Николай Григорьевич, отчаянные времена требуют отчаянных мер, — в ответ на это изрёк великий князь Киевский и покосился на меня. — Иногда слишком отчаянных.
Ну да, взять представителей всех княжеских семей в заложники — слишком круто. Вряд ли мои союзники ожидали такого от меня.
— Не переживайте, Николай Григорьевич, законы гостеприимства нарушены не будут. Все возможные удобства будут к услугам гостей князя Новочеркассого.
— Хватит этого фарса! — гневно воскликнул Всеволод Борисович Годунов. — Я ухожу.
К этому моменту окончательно оформилась группа людей, поддерживающих Канцера — четверо Годуновых стояли очень близко к некоторым министрам и генерал-губернаторам.
— Вы никуда не уйдёте, Всеволод Борисович, — холодно проговорил я.
