склонил голову и продолжил писать.
Она встала из-за стола, положив авторучку в футляр, и подошла к стеклянным дверям.
Ее тело протестовало. За последние несколько столетий многое было побеждено, но не старение. Не совсем. Жизнь возможно было продлить намного больше, чем мечтало древнее человечество, но за это приходилось платить. В определенный момент каждое десятилетие давалось намного труднее, намного больнее. Нельзя жить вечно — только столько, сколько нужно, чтобы выполнить свой долг. Ее глаза более не были голубыми, их заменили карими, а кожа посерела.
Прихрамывая, она подошла к дверям. Ее покои были выполнены в новом утвержденном стиле, который в наши дни использовался во всех строительных работах. Темный камень, с вырезанными в нем горгульями и костяными хребтами, тускло освещенные высокие остроконечные арки, шпили, инкрустированные черепами. Ей это нравилось.
Она сцепила увядшие руки за спиной и полюбовалась видом. Наступила ночь. Впрочем, на Терре всегда была ночь. Битвы, опустошавшие этот мир, закончились века назад, но погодные системы все еще не восстановились. Возможно, некоторые считали, что она должна стать постоянным напоминанием, видимой записью того, что вид может сделать с собой. Ей нравилась эта идея. Сделать весь мир памятником. Святыней.
На ее ожерелье пискнул предупреждающий сигнал. Скево направлялся сюда. Она проигнорировала его.
Снаружи в темноте мерцали миллиарды огней. Некоторые из них были окнам, расположенные на боках жилых шпилей, в каждом из которых жили десятки тысяч душ. Другие огни исходили от строительных машин, которые ползали, словно гигантские насекомые, по стоне других строительных площадок. Они превращали отравленные почвы в материалы, переплавляли военные постройки Предателя и делали из них строительные леса для новых шпилей. После завершения строительства все башни выглядели одинаково — черно-серые монолиты, украшенные мрачными аквилами и зловещими фресками в виде черепов. Даже при слабом свете дня эффект был ошеломляющим: шеренга за шеренгой тяжелых перемычек и зазубренных шпилей, словно армия голевом, застывших в каменном бетоне, но готовых к маршу.
Она взялась за ручку двери и открыла ее. Внутрь ворвался горячий сухой воздух с привкусом пыли и выхлопных газов. Она вышла на узкий балкон, расположенный на высоте сотен метров. Отсюда открывался великолепный вид: километры шпилей, наполовину построенных и переплетенных лесами и грузовыми лифтами. Старая местность, за которую велась такая ожесточенная борьба, была погребена под всем этим, покрыта рокритом и сталью, которые скрывали последствия от глаз.
Она глубоко вздохнула, наслаждаясь запахом воссоздаваемого мира. Наг головой проносились сотни самолетов, многие из которых принадлежали новым официальным Святым Орденам. Это была тяжелая работа, очень тяжелая работа, превратить подпольные религиозные организации Империума в элементы быстро развивающейся Адептус Терра. Между соперничающими интерпретаторами наследия Киилер происходили ужасающие битвы, некоторые из которых вполне заслуживали названия войн. Сама она пришла к этому поздно, но жизнь, проведенная с Легионами, научила ее кое-чему, а именно, как вести переговоры в опасных водах.
Все происходило так, как и должно быть. Старая чушь об Имперской Истине была полностью стерта с сознания людей. За исключением нескольких сторонников в Адептус Астартес, чья хватка над Империумом в любом случае оказалась ослаблена после реформ Кодекса, никто теперь не сомневался, что Император — бог, и никто теперь не сомневался, что его божественность — все, что стоит между ними и повторением Великой Ереси. Фундамент был заложен, и теперь его возводили с тем же усердием, с каким возводились настоящие шпили вокруг них.
Все происходило так, как она всегда говорила Каутенье — символы имели значение. Он понимал это, думала она, но только в той мере, в какой за ним скрывалось что-то такое, что придавало им смысл. Он участвовал в этих спорах на протяжении десятилетий, так и не желая принять истину, что поверхность — это все, что есть нас самом деле.
У нее самой не было иллюзий относительно Императора. Он не был богом. Возможно, его уже даже не было в живых. Единственное, что имело значение, это то, что люди верил, что Он есть. Они должны верить. Даже малейшие сомнение, даже его тень, и игра будет проиграна.
Цинично? Нет. Реалистично. Лишь необходимость. Все или ничего. Сангвиний, бедный, обреченный Сангвиний, прекрасно это знал. Он скрывал то, что нужно было скрыть, и показывал то, что нужно.
Индикатор приближения замигал красным. Скева находился уже в здании, приближался. Далеко внизу зажглись люминесцентные лампы. Она посмотрела вниз и увидела гигантский проход, проложенный через древние руины и более поздние жилища так, что он образовывал единый огромный прецессионный коридор через растущие строящиеся лабиринты. В тот момент, когда зажглось освещение, тысячи фонарей взметнулись вверх из наземных бункеров, проплывая стаями сквозь ядовитую атмосферу и окрашивая дымные берега в угрюмый малиновый цвет. Раздались аплодисменты — волна звука, подобная океанам, наконец-то вернувшиеся в этот иссушенный мир, хлынули из каждого полуразрушенного дома и каждого полузавершенного собора. Нужно было прищурить глаза, чтобы их увидеть, миллионы людей теснившихся на каждом балконе и смотровой площадке, посадочных полосах и трассах, настолько плотно собравшихся вместе, что казалось, будто они и есть почва самой планеты.
Аплодисменты продолжались. Это были дикие крики, отчаянные возгласы, вопли облегчения, ужаса и восхищения. Чтобы согнать эти толпы к смотровых площадкам, не потребовалось никаких усилий, хотя у входов стояли священники с электрическими посохами. Каждый рев одобрения был искренним, выращенным на плодородной почве воспоминаний об ужасе и, на всякий случай, подпитанных постоянной психопропогандой.
В конце дамбы возвышалась гигантская груда гранита и рокрита, многослойное нагромождение внушительных экклезиархальных излишеств. Его фланги были освещены и пылали, а многочисленные валы усеивали траншеи, заполненными огнем, с высоких кафедр доносились усиленные вокс-записи Праведных Песнопений.
Это место было огромным, почти непостижимым, и все же оно не было закончено. В его фундамент, башни, клиросы и мрачные часовни были вложены невообразимые суммы денег. Даже в зачаточном состоянии он казался грандиознее и внушительнее всех, кроме самых великих зданий Империума эпохи Единства. Ему еще даже не дали название, но она знала, как он будет называться со временем — Собор Божественного Императора. В его подвалах и катакомбах проходили обучение, вооружались и готовились к отправке в пустоту тысячи молодых рекрутов. Над великими религиозными картинами трудились толпы художников, камень покрывался сусальным золотом, кадильницы ковались.
Император Обожествлялся.
Над этим можно было бы посмеяться, если бы это не становилось опасным. Даже ее покои были напичканы прослушивающими устройствами.
В дверь позади нее нервно постучали.
— Войдите, — произнесла она, глядя на сцену растущего безумия внизу.
Скево наконец-то вошел, прижимая к груди
