не противились. Да, все дети уехали, зато хоть друг за другом присмотрят!
— Тебя одного надолго оставлять нельзя! — гордо сообщила мне Акулине, когда узнала, что я собрался перебираться в Сарагосу. — Ты опять встрянешь в какие-нибудь приключения, и если меня там не будет, то это окажется что-нибудь страшное и плохое. А со мной ничего страшного произойти не может. Так что я должна быть рядом с тобой!
Логика непробиваемая. Я даже спорить не стал, тем более Доменико меня активно поддержал. Петра тоже только вздохнула укоризненно, но возражать не стала. Она-то, серьёзная барышня, за последние дни уже успела наладить здесь выпуск филиала своей газеты, и была не против попробовать организовать что-нибудь подобное в Сарагосе.
— Здесь есть своя газета, но наша пользуется гораздо большей популярностью! — объясняла мне невеста. — Я слышала, даже по соседним городам экземпляры расходятся. Нужно либо увеличивать тираж и придумывать, как распространять тиражи по всей провинции, либо организовать несколько типографий. Основные новости будут одинаковые, благо доминус Маркус одарил меня очень полезными артефактами, чтобы быстро передавать новости. Однако в каждом крупном городе будет отдельная вкладка с местными новостями.
— Здорово придумано, — покивал тогда я. «Артефакты», которыми одарил Петру дядя, оказались обычные грифельные доски, совершенно одинаковые. Не так удобно, как дневники, зато, как я понял, доминусу Маркусу гораздо проще и быстрее такие делать. Жаль только, они по-прежнему остаются парными. То есть нельзя сделать несколько досок, которые будут повторять изменения друг с другом. Для разных абонентов нужны отдельные пары. А ведь связь — это крайне важная вещь. Ортесы и без того имеют внушительное преимущество перед другими семьями благодаря возможности быстро реагировать на изменения в мире. У дяди есть люди по всей республике, пусть и не настолько много, как ему хотелось бы. Например, если что-то происходит в Риме, он узнаёт об этом гораздо быстрее других, как, впрочем, и Петра теперь.
Тем не менее, я всерьёз задумался о том, чтобы в очередной раз заняться прогрессорством. Ну а что? Связь, хоть на небольшие расстояния и по проводам — это всегда хорошо. А телеграф — это, вроде бы, не так уж сложно. По крайней мере, электрические батареи, и довольно мощные, здесь уже используются. Провода — тоже есть. А восстановить конструкцию, зная принцип действия, не так уж сложно. Ну, я так думал в тот момент.
Впрочем, телеграф — это только идея, а вот та давняя задумка с дирижаблями… Говорят, африканским легионам всё сложнее становится сдерживать наскоки диких племён. Полагаю, более совершенная авиация им не помешает. Наши воздушные шары имеют успех, но возможность быстро перебросить роту солдат на помощь какому-нибудь поселению будет ещё лучше. И, главное, вроде бы никаких препятствий для создания дирижабля нет. Ну, за исключением моих кривых рук и полного отсутствия познаний в инженерном деле. Впрочем, для этого у меня есть квалифицированные специалисты.
Я вспомнил старый анекдот, где мыши спрашивают у бобра, как им защититься от всяких врагов. Бобр предлагает им стать ежами, на что мыши, поражённые простотой и оригинальностью решения, спрашивают, как же им воплотить его в жизнь.
— Откуда мне знать? — удивляется бобр. — Я — стратег!
Вот и я таким стратегом побуду. Главное — поставить задачу, а там разберутся как-нибудь. Ну а что — двигатели есть, их видов более чем достаточно. Что-то да подойдёт. Прорезиненная ткань — тоже присутствует. Водород местная химическая промышленность уже давно прекрасно добывает. Опасно, конечно… Но, помнится, в моём мире этим газом довольно долго пользовались, и катастроф было не так уж много. Впрочем, до создания дирижаблей ещё далеко. Сначала нужно будет восстановить мастерскую, построить её заново. Люди-то есть, как и станки и наработанный опыт, а вот помещение пока отсутствует. Этим и нужно заняться в первую очередь. Кроме того, мы взяли немного заказов от местной аристократии на воздушные шары. Не такие шикарные и помпезные, как мы делали для римских богачей, всё-таки здесь доминусы чуть пожиже, чем в столице. Однако они всё равно стараются дать фору хотя бы своим соседям, так что простаивать мастерская не будет.
Полагаю, с нашим отъездом в поместье Ортесов стало пустовато. Вместе с нами перебрались куча народу. Например, вездесущие тартарцы. Я не очень понимал, почему они до сих пор с нами. Я привык к ним, мы даже подружились, но у них ведь какое-то там задание от своего руководства. Такое ощущение, что выполнять его они не торопятся. По крайней мере, люди доминуса Флавия, которые аккуратно приглядывали за гостями, никаких контактов с кем бы то ни было не заметили.
— Это здесь ты жил в детстве? — задумчиво спросила меня Агния.
Конечно, я не мог удержаться и не побывать в своём бывшем доме в квартале неблагонадёжных. Он так и пустует с тех пор, как отсюда всех вывезли. Место пользуется дурной славой, и даже бандиты и обездоленные по большей части стараются обходить его стороной. В центре опустевших кварталов до сих пор высится храм чистого бога. Теперь он изрядно обветшал и пуст. Мы и в нём побывали, я даже спускался в подвал и осмотрел их страшную машинерию, призванную увеличивать концентрацию чистоты. Она тоже была мертва, находиться в подвале мог даже непривычный к воздействию чистоты человек, но общее тягостное ощущение никуда не уходило. Как будто отголоски страданий так и не ушли, и призраки чужой боли до сих пор бродят меж белых стен. Моя старая квартира тоже не вызвала ностальгии. Здесь всё осталось так, как было, когда я видел квартиру в последний раз. Немного разрухи и беспорядка, но немногочисленные пожитки остались на своих местах. Наверняка здесь были мародёры, но никто не польстился на старую самодельную мебель и ветхую, много раз перешитую одежду.
Посмотреть на место, где я жил, захотели все друзья. Тартарцы, Акулине и Доменико, Петра и, конечно, Кера. Последняя глубоко втянула воздух, после чего констатировала.
— Немного печали, немного страха, немного тревоги. А в остальном — покой, нежность и надежды. У тебя было хорошее детство, патрон. Тебя здесь любили.
— Я тоже их любил, — кивнул я, сглотнув комок в горле. Петра, будто пытаясь защитить меня от дурных воспоминаний, стояла прижавшись ко мне спиной. Разглядывала обстановку.
Забавно. Получилось такое прощание с прошлым — почему-то после этого визита мне стало немого легче. Дурное возбуждение и бесплодная жажда действий поутихли и я, наконец, смог сосредоточиться на деле. Зато мои родственники и друзья в очередной раз несколько дней носились со мной, как с писаной торбой, как вокруг тяжело больного. Даже Акулине притихла — толи прониклась моими переживаниями, то ли ужаснулась бедности, в которой прошло моё детство. Впрочем, не все
