что мы с Фелицией подохли.
Доев, я тяжело вздохнул и глянул на часы. Прошло полтора часа. Полтора часа я пытался впихнуть в себя треть рациона питания. Просто не лезло, но… всё же мне удалось. Я развалился на ветке, активировал шлем и начал смотреть снова на небеса. Я прекрасно понимал, что провёл больше положенного без фильтрации воздуха… но я и так уже был отравлен. Ещё тяжелее отравить меня было сложно.
— Так, — с усилием я сменил позу из лежачего положения на сидячее. — Сожрать таблетки…
Открыв свой рюкзак, я вытащил оттуда самые обыкновенные антибиотики. Они мало чем мне могут помочь… но хоть воспаление снимут. Да и, может быть, будут бороться с отравлением. По крайней мере я на это искренне надеялся. Так что пара таблеток в руку, фляга с водой… деактивировать быстро шлем, таблетки в рот, запить… и снова активировать шлем. И можно снова расслабиться.
Но как же жгло спину! Как же болела нога. Хотелось буквально кричать от боли… но я не позволял себе. Рядом со мной спит мой боевой товарищ, а после произошедшего я Фелицию могу называть только так. И будить её… такое себе. Пускай отдыхает. У меня будет ещё время. Потом. Когда-нибудь.
Такой режим сна у нас сохранился и поддерживался до самого конца пути. Да, мне было тяжело, я пару раз падал без сознания из-за ранения… но приходилось идти дальше. Я умом понимал, что нужно стремиться дальше, что нужно тянуться, цепляться за эту ниточку жизни, которая так и норовит порваться… а тело и чувства стремились прижать меня к земле, успокоить, убаюкать… вот только это… было опасно. Я каждый раз, когда засыпал, в голове прокручивал мысль: «Лишь бы проснуться».
И я просыпался. Шёл дальше. Сражался. Матерился. Стонал. Но терпел. Стискивал зубы. Прокусывал губы. Каждый шаг был тяжелее предыдущего. Я задыхался. Я иногда плевался кровью. Но шёл. Шёл. И шёл дальше. Иногда меня тянула Фелиция. Скрывать правду долго я не мог. Но и она помочь мне ничем не могла, кроме как быстрее добраться до корабля. Запасы антибиотиков, обезболивающего у меня уже подходили к концу. Я делал всё что мог. Лица обрабатывала мне раны на каждом привале, которые приходилось делать всё чаще и чаще.
— Там всё хреново? — спросил я на третий день, когда мы добрались, наконец, до той одинокой горы, нашли в ней полость и забились туда в надежде, что нас никто не найдёт и не попытается сожрать.
— Гниёт, — с опаской, тревогой и толикой отвращения сказала девушка. — Причём сильно. Нужно промыть, лучше обжечь… по крайней мере мне так выдает анализ…
— Дрова нужны… и пламя, — вздохнул я. — Смотри… — развернулся я, шипя от боли, хмурясь и тихо матерясь. — Нужно спуститься вниз, добыть палок. Ищи сухие. Это обязательно. Если не будет… то придётся очень и очень долго возиться. И тащи сюда. Чем больше, тем лучше, — я выставил руку вперёд, обрывая её несказанные слова. — Я понимаю, что расстояние до леса примерно с полкилометра… но деваться некуда. У меня нет ничего, что могло бы обжечь. Поэтому… нужен костер. Сможешь?
— Смогу… — неуверенно сказала следователь, после чего получила у меня ещё ряд инструкций и небольшую методичку по выживанию, взятую из личной базы данных.
Она ненадолго задержалась. Решила, видимо, сначала ознакомиться с методичкой, с тем, что в ней написано. Я же забился в дальний угол, активировал снова броню и улёгся на живот. На спине я больше не мог лежать, просто по той причине, что это было невероятно больно. И Фелиция раскрыла тайну почему. Раны гниют, уже поздно отрицать тот факт, что я могу сдохнуть.
Когда девушка ушла, я начал бороться с самим собой. Сон так и норовил взять верх, хотел схватить меня и больше не отпускать. Я понял, что это за наваждение. Я понял, что если усну, то не проснусь. Нужно терпеть. Нужно держаться. Но даже базовое считывание жизненно важных параметров, а именно сердцебиение и все параметры, связанные с ним… показывали, что организм уже перестаёт бороться. Пятьдесят пять ударов в минуту. Не критично, у спортсменов и военных это нормально… а вот давление… шестьдесят на девяносто. Выше просто не поднималось. И только медленно падало. Сердце билось с такой же частотой… но слабее.
В первый раз, когда девушка пришла, она даже сияла от счастья. Ей удалось найти достаточно много сухих веток. Тут носилось множество животных, они ломали деревья, а не со всех упавших и уже мёртвых деревьев слетали ветки. Вот она и нашла одно такое и оборвала очень и очень много нашего будущего топлива с него.
Потом она сделала ещё заход. Я продолжал бороться. Часто хватался за автомат, видя хищные тени возле прохода в наше убежище. Но обходилось, никто не залезал. Но я был готов в случае необходимости дать отпор противнику. Я был готов, если понадобится, отдать жизнь в схватке. Лучше, чем сдохнуть от боли…
— Прочь-прочь-прочь! — схватился я за голову и пару раз ею ударился о камень, благо шлем изнутри был мягкий и сильного удара не было, а вот мозги встряхнуло основательно.
Сердце тут же начало колотиться быстрее. Навязчивые мысли о смерти… они взбудоражили меня. Заставили нервничать. А нервы начали ускорять работу моего двигателя. Стало чуточку лучше. Я даже улыбнулся. Но чёрт… как же было больно. После возвращения, сто процентов, потребуется нормальная медицинская помощь.
— Всё… — неожиданно появилась девушка, которая свалила последнюю, уже пятую партию палок в общую кучу, а после чего устало свалилась на пятую точку. — Там дождь собирается… нас, думаю, заливать не будет… но смысла… фух… палки таскать больше нет. По крайней мере так у тебя написано, что, если есть запас, в дождь лучше этого не делать.
— Ага, — кивнул я и с кряхтением уселся. — Теперь… — я порылся в порядком опустевшей разгрузке и бросил один магазин, на три четверти пустой, девушке под ноги. — Складывай сначала звёздочкой палки, потом на центр звёздочки высыпай весь порох из боеприпасов… потом строй домик. А дальше… дальше будет самое сложное. У нас розжига никакого нет. У меня после одной схватки рюкзак порвался, и набор вылетел. Как и почти вся еда… Придётся руками…
— Ага, — кивнула девушка и начала делать то, что я ей только