который без труда разрежет мою крепкую кожу.
Судя по небу, край которого я видел в узком окне коридора, скоро наступит вечер. Оставалось только понять, почему я до сих пор здесь, а не снаружи.
— Когда выпускать будут? — громко поинтересовался я. — Эй! Я здесь без обеда сижу, але!
Мне никто не ответил. Для себя я решил, что ночевать здесь не останусь: если не выпустят вечером, выйду сам.
А пока решил уделить время тренировкам с обликом. Теннисных шариков здесь не было, поэтому снял кроссовок и стал пытаться жонглировать им, перекидывая между концами облика. В первые десять минут обувь падала на второй-третий бросок, но спустя полчаса приноровился и нехитрая игра перестала вызывать интерес.
Скрипнула входная дверь и послышались торопливые шаги. Напротив дверей камеры встал капитан, который утром сажал меня сюда, и завозился с замком.
— Артур, от лица всего руководства базы прошу прощения. Всех опросили, выяснили все подробности. Можете рассчитывать на денежную благодарность за то, что предотвратили резню.
Я кивнул, вышел и направился в столовую. Судя по взглядам, сведения о моем «подвиге» разлетелись по базе. Пара искателей косились на меня с неприязнью, мужичок, прошедший мимо меня с подносом в руках, пробормотал: «правильно ты их!».
Поужинав, зашел в домик. Помылся, и сидя в ванне, так аккуратно как только мог, разрезал кожу и вытащил инородный предмет. Потом — залечил рану, промыл предмет под струей воды и хмыкнул.
На моей ладони лежал не камень, не щепка, а крохотная пластиковая капсула.
Интересно. Это жучок для слежки? Капсула с ядом? А может, мне миниатюрную бомбу в ногу зашили? Сколько вообще нужно взрывчатки внутри тела, чтобы нанести вред потенциально опасному искателю?
Жизнь у военных, изначально комфортная и приятная, нравилась мне все меньше и меньше.
* * *
Белую стену заброшенного спортзала расчертили безумно сложным узором рун. Каждый сантиметр штукатурки теперь покрывали как известные в этом мире символы, так и совершенно ему незнакомые. Одни руны нанесены карандашами, другие нацарапаны чем-то острым или даже написаны кровью.
Воздух дрожал от накопленной силы. Ритуал соединял осколки прошлого, цеплял каждое случайно брошенное слово и даже громкие мысли, если они подходили по критериям поиска. Эклектика сидел посреди подвала в расшитой рунами рубашке и строгих брюках и искал ответ на главный для себя вопрос:
— Как вы пролезли в этот мир?
Едва слова отзвучали, вся собранная энергия закрутилась в движении, напоминая водоворот. Ритуал искал ответ на Земле, искал и на Клинге: незримые щупальца шарили по головам, по произошедшему и происходящему. Заглядывал в самые глубокие подвалы Красноярских многоэтажек и вглубь самых темных нор Клинга. Энергия тревожила тех, кого тревожить не стоит, и возвращалась обратно в виде шорохов, образов, мыслей, эмоций, видений, которые сливались вместе, создавая сущность-однодневку, бестелесное и бессознательное существо.
Информации набралось так много, что существо проявилось в реальности в виде роя искр, зависшего перед Эклектикой. Цель жизни существа была в одном: дать ответы на вопросы ритуалиста.
— Как? — повторил Эклектика.
По помещению пронесся порыв ветра, расшвыривая пыль и осколки разбитого стекла. Рой колыхнулся и застонал хором разных голосов. Но прежде, чем голоса осмысленно ответили на вопрос, рой вдруг вспыхнул и искры разом исчезли.
В одно мгновение воцарилась мертвая тишина, однако ритуал продолжался — энергия утекала.
По спортзалу пронесся бесстрастный смех, от которого у постороннего человека поседели бы волосы.
— Глупый человечек, — произнес женский голос. — Что ты замыслил?
Голос казался глубже и холоднее любого из колодцев. У ритуалиста возникло ощущение, будто каждое слово сочится тьмой.
— Кто ты? — спокойно спросил Эклектика, не пытаясь встать или отменить ритуал.
— Кто я? У меня много имен и титулов и вы, люди, несколько раз в столетие придумываете для меня новые. Я — бедствие. Смерть человечества.
— Бедствий не меньше пяти, а человечество еще никто не убил, — заметил ритуалист. — С кем конкретно я говорю?
— Ты слишком осведомлен для птенца из свежего мира. Ритуальные знаки, разговоры о бедствиях… Расскажи, откуда у тебя эти знания.
— Мы можем поочередно задавать друг другу вопросы и давать ответы. Я открыт к общению и переговорам.
— Переговоры? — голос будто бы растерялся. — Человечек, ты путаешь требование с просьбой. Ты скажешь мне всё, или я сама вырву ответы из твоей головы.
Угроза не казалась пустой — по углам уже клубились тени, а лучи солнца, заглядывавшего в окна спортзала, выцвели, будто что-то голодное выпивало из мира краски.
— Я думаю, это не слишком удачное начало, — хладнокровно продолжил Эклектика. — Если бы ты могла, уже сделала бы подобное. Давай общаться нормально, без условий в стиле «и тогда я тебя не убью». Предложи мне что-нибудь равнозначное.
— Как интересно. Маленький человечек решил поиграть?
— Давай перейдем к делу, — поторопил мужчина. — Я не могу слушать тебя весь день.
Голос замолчал на минуту, а потом спросил столь же спокойно:
— Чего ты хочешь, маленький человек? Денег? Власти над такими же муравьями? Бессмертия, милосердия?
— Всего лишь ответов. А чего хочешь ты?
— Чтобы ты жертвовал мне разумных. Будет неплохо, если ты раз в три дня будешь убивать кого-нибудь и говорить «Жертвую его Моас».
— Значит, мать пауков.
— Технически, я управляю всеми насекомыми, — поправил голос. — Но мне нравится твоя осведомленность. Могу я надеяться, что ты так же знаешь о моих возможностях, и сам вонзишь себе в грудь нож?
Спортзал будто опускался на дно глубокой ямы. Эклектика не мог этого не заметить, но оставался спокоен.
— Не думаю. Ладно, тогда клянусь своей жизнью и душой, что буду убивать для тебя людей с соответствующей фразой до конца своих дней, если ты развернуто и правдиво ответишь на три моих обозначенных вопроса в течение десяти минут, — кивнул Эклектика. — И первый вопрос: как и зачем вы лезете в этот мир?
По помещению снова пронесся стылый ветер.
— Наш мир был создан тысячелетия назад кем-то гораздо более могущественным, чем любое существо, которое я знаю. Изначально Клинг был зыбким, нереальным. Он был созданным для развлечения сном, который могли видеть люди в окрестных мирах. Но мир, в который поверили сотни тысяч разумных, стал реальностью и зажил по иным законам.
Бедствиям, которые жили до меня, не понравилась роль забойного скота для вторженцев. В Кошмары поверили, и они ожили, стали реальнее. Те из нас, кто
