— отказ от любых претензий на моё наследство. Подпишешь его — и я, в свою очередь, отзову иск из суда.
— Отказ от наследства? — переспросил я пробегая документ глазами.
— Именно. Каждому из нас придётся поступиться чем-то важным. На то он и компромисс. Я отказываюсь от потенциальной выгоды, которую могла бы сулить удачная партия Светланы, ты, Алексей, отказываешься от претензий на моё наследство. Всё честно.
Я стал подробно изучать бумаг. Вначале предложение Михаила показалось мне весьма разумным. На наследство я, в любом случае, не рассчитывал. От бывшей семьи Алексея Озёрова мне было ничего не нужно. Я не собирался иметь никаких дел с этими людьми, а свою жизнь хотел строить самостоятельно, без оглядки на родственников.
Но потом пришла другая мысль: а зачем мне что-то подписывать? Что я потеряю, если не подпишу? Давить на меня Михаилу не позволит служба тайных дел. Папаша попытается сестру забрать? Пусть пытается. Любое применение силы будет чревато для него же самого тяжёлыми последствиями. Продолжит судиться со мной? Я не против. Свете исполнится восемнадцать через восемь месяцев. Даже если Михаил чего-то и добьётся через суд, то любое решение аннулируется фактом совершеннолетия сестры.
Более того, даже если я откажусь от наследства, Михаил может сделать всё то же самое. Где гарантии, что он не нарушит свои ничего не значащие обещания? Тогда зачем я буду подписывать какие-то бумажки? Михаил боится, что я однажды заявлю права на часть его сбережений? Или что убью его и завладею промышленной империей Озёровых? Так это его проблемы. Пусть боится — осторожнее будет себя вести.
Я положил бумагу на стол:
— Извини, отец, но подписывать это я не стану.
— Интересно. И почему же? — тон Михаила моментально стал более резким.
— Потому что мне от этого никакой пользы нет.
— Вот как, значит. Пользы нет, — Михаил мрачнел с каждой секундой. — А я-то подумал, ты всерьёз вознамерился прекратить этот бессмысленный спор. Но на компромисс, вижу, ты идти не желаешь. Хорошо, тогда Светлана вернётся домой.
— Вернётся, разумеется, если захочет. Силой ты её не заберёшь, иначе будут последствия. А это ведь не нужно никому из нас… троих, — я многозначительно посмотрел на Синеусова.
— Да мне всё равно. Это — моя дочь. И она принадлежит моему роду, — в голосе Михаила сквозила нескрываемая агрессии. Как быстро, всё-таки, он теряет самообладание. — Или думаешь, служба тайных дел будет покровительствовать твоему беззаконию? Так и у меня есть права, и я вам не какой-то простолюдин, чтобы со мной делать всё, что хочешь.
— Кто бы говорил о беззаконии, — я продолжал сохранять невозмутимость, хотя меня и самого баранья упёртость Михаила подбешивала. — Ты выкрал мою жену, серьёзно ранив одного из моих охранников, и удерживал её против воли. Ты покушался на нашу жизнь. Пока что именно ты нарушаешь закон.
— Во как хитро завернул! Сам мою дочь похитил, и ещё меня в чём-то обвиняет…
— Михаил Сергеевич, прошу прощения, но должен вмешаться, — перебил Михаила Синеусов, видя, что ситуация накаляется. — Помните, о чём мы говорили? Покушение на аристократа, находящегося на службе Его Императорского Величества — серьёзное нарушение. Именно вы пошли на это. Доказательств у нас достаточно.
— Опять угрожаете, — Михаил кинул враждебный взгляд на Синеусова. — Только вот говорить я на эту тему без своего адвоката не намерен. Зря стараетесь.
— У каждого есть скелеты в шкафу, Михаил Сергеевич, особенно у такого человека, как вы. Надо всего-лишь приложить должное усердие, чтобы обнаружить их. И стоит мне дать команду, как все ваши компании перетрясут сверху до низу, а заодно, и ваших родственников. Плюс покушение на гвардейского офицера. Никакие адвокаты тут вам не помогут. Но мы этого пока не хотим, и вы тоже. Поэтому, Михаил Сергеевич, давайте не будем усугублять ситуацию. Обстоятельства и так складываются не в вашу пользу.
— Я не позволю посягать на свою собственность, — Михаил хоть и злился, но пока держал себя в руках. В присутствии агента вольностей он себе не позволял. — Будет суд, и ты, Алёша, заплатишь.
— Можешь судиться со мной, сколько захочешь, — проговорил я. — Через восемь месяцев Светлане исполнится восемнадцать, и все твои потуги окажутся напрасны.
— Опять хамишь, сын, — ноздри папаши стали раздуваться. Казалось, ещё чуть-чуть, и этот человек придёт в ярость.
— Алексей Михайлович, давайте успокоимся и будем говорить, как разумные люди, — опять вклинился Синеусов. — Без сомнения, в рамках закона вы имеете права предпринимать любые действия. Однако должен вас ещё раз предупредить…
— Да-да, я знаю, — перебил Михаил. — Ваши шавки вцепятся мне в бока, если я хоть пальцем трону этого сопляка.
— И мою семью, — добавил я.
— Совершенно верно, — согласился Синеусов. — Ваша агрессия может привести к тяжёлым последствиям для вас самого и вашей семьи. Дело попахивает государственной изменой.
— Какой ещё государственной изменой⁈ — нахмурился Михаила. — Не надо вот этого! Я верен императору, и не потерплю сей гнусной лжи в отношении своей персоны!
— Тогда докажите на деле свою верность. От вас требуется не так уж и много. Всего лишь соблюдать закон.
— Да, я это уже давно твержу, — добавил я уже не столь миролюбивым тоном, как прежде. — Помиримся и забудем друг друга. Так сложно? Ты не трогаешь меня, я — тебя. Просто не лезь под руку. А насчёт наследства можешь завещание написать, если так не хочешь, чтобы мне что-то досталось. Вообще не понимаю, в чём проблема?
Михаил посмотрел на меня, потом на Синеусова.
— Так, значит? Ну ладно… Ладно. Считайте, вы победили, господа, — отец взял со стола бумаги и сложил в папку. — Я не трогаю тебя, ты — меня. На этом и остановимся. Но никто не имеет права помешать мне обратиться в суд. И я добьюсь справедливости.
Я вопросительно посмотрел на агента, тот кивнул. Похоже, его такой ответ Михаила устроил, и меня — тоже.
— Буду надеяться, на этот раз ты, отец, своё слово сдержишь, — проговорил я.
— Интересно, а когда это я своего слова не держал? — успокоившийся было Михаил, снова возмутился.
— Ты дал мне слово, что оставишь нас в покое, и на следующий же день подослал убийц, — напомнил я.
— Я сказал, что вы со Светой можете
